Юрий Трусов - Хаджибей (Книга 1. Падение Хаджибея и Книга 2. Утро Одессы)

В этот же день Кондрат стал готовиться к походу.

Хурделица догнал свой гусарский полк далеко за Днестром. Главнокомандующий русской армией Потемкин приказал всем войскам, занимавшим Хаджибей, Бендеры, Паланку и Аккерман, выступить 11 сентября 1790 года в направлении татарского селения Татарбунары. 14 сентября десять батальонов пехоты и несколько полков кавалерии, образуя отдельную армию генерал-аншефа Ивана Ивано­вича Меллер-Закамельского, разбили лагерь в Татарбунаpax у развилки трех дорог: Аккерманской, Килийской и Измаильской, готовясь к наступлению на сильную турецкую крепость, стоящую на Дунае — Килию.

Скоро Кондрат увидел арьергард армии Меллер-Закамельского, которым командовал Гудович, и узнал, что его гусарский легкоконный полк находится в передовой колонне армии.

Здесь, в лагере, Кондрат впервые сменил просторный казачий кунтуш на красный камзол и темно-зеленый, расшитый серебром офицерский ментик (куртка, накидка, которую носили гусары).

Через день, во время смотра, Хурделица увидел командующего отдельной армией. Пожилой тучный генерал в черно-красном артиллерийском кафтане, окруженный блестящей свитой, объезжал на огромном белом коне выстроенные по ранжиру ряды войск. Поравнявшись с сотней Кондрата, он холодными белесыми глазами оглядел атлетически сложенного незнакомого гусарского офицера и невольно залюбовался его кавалерийской выправкой. Но тут острый взор командующего приметил у нового офицера небрежно заплетенную косичку, совсем куцую, на вершков пять короче, чем положено по уставу. Толстые, в розовых прожилках щеки генерал-аншефа сразу стали пунцовыми от гнева. Он открыл было рот, чтобы распечь нарушителя перед строем, но в это время командир легкоконных полков принц Виттенбергский, внимательно следивший за выражением лица Меллер-Закамельского, перехватил его взгляд и понял причину раздражения генерал-аншефа.

Принцу совсем не хотелось, чтобы офицер его полка получил на параде выговор. Потому Виттенберг, подъехав вплотную к командующему, сказал ему вполголоса по-немецки:

— Не извольте беспокоиться, ваше превосходительство! Этот прапорщик только что произведен в офицеры из казаков и не успел обрести приличествующего офицерскому воинству вида.

Слова принца успокоили Меллера-Закамельского. Он презрительно усмехнулся и проехал мимо Кондрата.

Через несколько дней, двигаясь с армией по топкой, заросшей камышами дороге на Килию, Хурделица, сойдясь ближе с офицерами своего полка, узнал много любопытного о прошлом генерал-аншефа.

Иван Иванович Меллер-Закамельский, сын обрусевшего немца, начал свою военную службу простым канонером и первого офицерского чина добился в результате долголетней службы. Блестящую карьеру он сделал, став доверенным офицером любимого фаворита императрицы Григория Орлова, который был главным начальником всей артиллерии Российской империи, ничего не смысля в артиллерийском деле. Обременительные обязанности начальника артиллерийского парка империи Орлов всецело возложил на аккуратного, исполнительного немца и во всем доверял ему. За преданную и усердную службу Меллера быстро повысили в чинах, наградив самыми высокими орденами. Когда Орлова сменил Потемкин, Меллер стал так же преданно служить и новому могущественному фавориту.

Потемкину Иван Иванович также пришелся по душе. В декабре 1788 года, лично участвуя в отчаянном штурме Очакова, Меллер проявил незаурядную храбрость и мужество. Потеряв во время битвы сыновей, он сказал: «Если бы у меня еще были дети, я не задумываясь и их послал в бой».

Эти слова дошли до императрицы Екатерины II. Меллер был немедленно произведен в генерал-аншефы и возведен в бароны. Отныне к его фамилии было прибавлено название имения — «Закамельское», пожалованное ему в Белоруссии. Потемкин доверял своему любимцу более, чем кому бы то ни было. Отлучаясь в Петербург из армии, светлейший всегда оставлял его своим заместителем. Когда решено было взять Килию, Потемкин назначил командиром отдельной армии Меллера-Закамельского, а Гудовича поставил под его начальство.

4 октября части русской армии, не встречая сопротивления противника, окружили Килийскую крепость, приблизившись на расстояние двух верст к ее передовым окопам.

Командующий армией, получив еще 30 сентября от Потемкина ордер(приказ).: «Приложите, Ваше высокопревосходительство, все старания достать скорее Килию в руки. Не принимайте никаких отлагательств, а только сдача или сила», решил было, не ожидая подхода Гудовича с артиллерией, начать штурм. Меллер-Закамельский считал, что храбрые русские солдаты и без пушек — одной только штыковой атакой — возьмут крепость. Однако это решение было несколько поколеблено, когда он узнал, что турки, готовясь к упорной обороне, перевезли несколько тысяч янычар с другого берега, усилив гарнизон, и что военная флотилия противника намерена со стороны Дуная огнем поддержать крепость. Пожалуй, без пушек Гудовича не обойтись! И он решил срочно вызвать свой арьергард.

В этот же день вечером Кондрата позвали в шатер к командующему. Сам Меллер-Закамельский вручил ему запечатанный пакет для генерал-поручика и кавалера Гудовича и отдал устное приказание: незамедлительно привести войска под стены Килии.

— Скачи, куда велено. С богом! — сказал генерал-аншеф, и через минуту Хурделица выехал из лагеря в Татарбунары, к Гудовичу...

...Сейчас, мчась на лошади по освещенной луной болотистой степи, Кондрат думал, как быстрее выполнить приказ командующего. Надо торопиться, чтобы вовремя подтянуть пушки к турецкой крепости. Он доехал до маленькой рощицы, состоявшей из десятка кряжистых ив, бросавших на землю причудливые тени. «Последнее место на дороге, пригодное для засады», — мелькнула у него мысль, и в тот же миг жесткая веревка обожгла ему горло.

Вырванный из седла арканом, он упал на землю и ударился головой о придорожный камень.

Кондрат пришел в себя от резкой боли в связанных руках. Он попытался крикнуть, но не смог. Рот плотно заби­ла вонючая тряпица-кляп. Притороченный поперек седла бегущей лошади, он видел только мелькавшую под копытами узенькую тропку. Лицо хлестали стебли высокой травы. Скосив глаза, Хурделица пытался разглядеть своего победителя. Тот скакал впереди, держа на поводу лошадь своего пленника. Кондрату в ночной мгле была видна только широкая спина всадника и его островерхая татарская лисья шапка-малахай.

«Татарин, видно. Турок не одел бы такого малахая»,— решил Хурделица. Он напряг мускулы, пытаясь разорвать ремни, которыми были связаны его руки и ноги, но тщет­но. Сыромятная бечева не поддавалась. Ох, до чего же искусно связал его коварный враг! «Крепки татарские узелки»,— тоскливо подумал Кондрат.