Эдмон Лепеллетье - Сын Наполеона

— Ради сына, — возразила жена, — он должен постараться выбраться с этого жуткого острова и уехать либо во Францию, где его свобода и жизнь, конечно, оказались бы под угрозой, либо в какую-нибудь спокойную и безопасную страну.

— Нет, дорогая! Наш император прав! Он считает, что лучше и вернее завещать трон сыну, дав понять, что сам он ни на что не претендует и согласен умереть на острове. Как только его не станет, ненависть утихнет, исчезнут страхи и недовольство, которые он посеял. Забудутся его ошибки, амбиции, даже преступления, на его совести есть несколько, и останутся только гений и слава. Из его могилы вырвется луч, который осветит чело юного короля Рима, и этому лучу, моя хорошая, мы будем обязаны царствованием, быть может, Наполеона II.

— Ты говоришь так, будто императору осталось недолго! — воскликнула жена. — Надеюсь, ты не получил дурного известия?

— Нет, но у меня такое предчувствие… Мне кажется, что нашему празднику, 15 августа, наступает конец… А потому я хочу, чтобы на этот раз он прошел куда пышнее и веселее, чем прежде.

— И все же… Нет уже былой радости, с тех пор как мы потеряли нашего бедного Шарля, — тихо возразила жена, — тяжко смотреть, как танцует вся эта молодежь, и думать, почему нет среди них самого лучшего, самого душевного, самого веселого, самого живого из всех… Сердце мое сжимается от боли, ведь 15 августа он всегда так радовался, наш мальчик! Мог и с крестьянами выпить, и со стариками поговорить, и девушек подзадорить!.. Он всегда был душой этого праздника. Нет, никто и никогда не заменит его, никогда не заменит… Все же постараемся отметить, как подобает, этот день императора!..

Все было организовано с размахом, маршал не пренебрег ни единой мелочью, чтобы развеселить своих гостей и доставить им удовольствие. Когда, наконец, 15 августа наступило, он первым оказался на ногах, как в юности, будил и распекал свою челядь, желая сам объявить о начале праздника залпами из небольших медных пушек, расположенных по обеим сторонам крыльца, оснащенных снарядами. За пушки отвечал Ла Виолет, назначенный главным пиротехником.

Звонили церковные колокола, и все бедняки округи бежали к воротам замка, где им раздавали монеты.

В девять часов маршал с женой отправились в церковь, сопровождаемые челядью. Служили обычную мессу, но в определенный момент по знаку кюре вступал орган и присутствующие, не раскрывая рта, про себя, пели Те Deum в честь императора Наполеона…

После мессы всех ожидало угощение в замке, затем игры молодежи и традиционное посещение апартаментов.

Маршал с супругой встречали гостей в центральном салоне добрыми словами. Напротив двери поставили в позолоченной раме портрет императора, облаченного в горностаевую мантию, с лавровым венком на голове и скипетром в руке. Гости почтительно застывали при входе.

В другом конце зала находился еще один портрет: Наполеон, в шляпе, рединготе и сапогах, смотрит в подзорную трубу на поле боя. Этот портрет представлял истинно народного героя, так что после величественного изображения увенчанного лаврами монарха людям открывалась другая сторона императора, более близкая им.

День прошел спокойно. К четырем часам накрыли праздничный стол. Обед продолжался долго. Когда он закончился, маршал, подав руку своей жене, прошел к центру стола, взял бокал, наполненный вином, и, подняв его, громко провозгласил:

— За Францию, друзья! За все наши победы, и особенно за ту, которую мы не забудем никогда!

Громогласное «Да здравствует император!» рвануло со всех сторон. Рекой лилось вино, старая гвардия распевала солдатские песни.

Вспыхнула иллюминация. Высветились в лучах света яркие, красивые, разноцветные стеклышки и цветы, составленные в виде запрещенного знамени.

В разгар праздника Ла Виолет, явно чем-то рас строенный, подошел к маршалу и шепнул:

— Один человек хочет поговорить с вами. Си го ворит, что у него плохие вести. Боюсь предположить, маршал…

— Что это может быть?.. Откуда он?

— Мне кажется, я узнал вашего бывшего слугу, которого вы устроили в Париже в префектуру полиции. Он что-то вроде привратника, может, охранник, точно не знаю. Мне ничего говорить не стал, хотя явно узнал. Велел передать, что весть очень плохая и выложит ее только маршалу.

— Ладно, иду, — сказал Лефевр.

Обуреваемый мрачными предчувствиями, он направился в вестибюль замка, где на самом деле ждал один из его бывших слуг, старый солдат, которого маршал устроил в префектуру полиции, чтобы тот выполнял функции секретаря при кабинете префекта.

— О, господин маршал, — бросился к нему пришедший. — Я не забыл, чем обязан вам, и подумал, что вам первым хотелось бы узнать дурную новость, которую только что доставили в префектуру полиции. О ней никто еще не знает, только двое или трое служащих… Сегодня у меня выходной… Так я поспешил сюда…

— Говори же, — потребовал маршал, — что-то очень плохое?

— Да, господин маршал. Император Наполеон скончался на Святой Елене 5 мая 1821 года, в пять часов вечера…

У Лефевра что-то сильно стукнуло в груди, и он поднес к ней руку, боясь, как бы не выскочило сердце.

— О, мой бедный император! — собравшись с силами, произнес он… Затем добавил, помедлив: — А что же раньше не сообщили?

— Англия, — последовал ответ, — на месяц задержала корабли, чтобы тайно принять меры, показавшиеся необходимыми английскому правительству при этих обстоятельствах.

— Узнаю, — проговорил маршал, — да, узнаю повадки тюремщиков! Слава Богу, наш император ускользнул от них и, возможно, наслаждается отдыхом, которого у него так давно не было.

Спасибо, друг мой! Пойдите, вас покормят и напоят, а затем отведут отдохнуть, так как вы, наверное, очень измотаны долгой дорогой, и все для того, чтобы принести мне это горестное известие. И речи быть не может в такой поздний час возвращаться в Париж… Однако есть долг, который я должен исполнить. Увидите, как мы почтим память нашего императора.

Что ж, оденем в траур конец сего радостного дня. Прощайте, друг мой, и еще раз спасибо!..

Лефевр вышел на крыльцо и зычным голосом, каким отдавал команды гренадерам, крикнул:

— Тихо! Слушайте все! Слушайте!..

От столов донесся шум. Наиболее выпившие ничего не понимали. Они-то и шумели. Поднимались, спрашивали друг друга. Другие, потрезвее, заметив маршала, поняли, что случилось нечто очень важное. Они смешались с толпой, выкрикивая:

— Тихо! Тихо! Маршал будет говорить!

Все потянулись к крыльцу. Лефевр, поднеся руку ко лбу, как бы пытаясь справиться с мыслями, оставался некоторое время недвижим, затем, собрав всю силу в кулак, обратился к присутствующим:

— Друзья, оставьте ваши игры, прервите песни. Огромное несчастье обрушилось на нашу страну. Нет больше императора Наполеона! Он скончался на Святой Елене, пав жертвой англичан!..