Зигфрид Обермайер - Калигула

— Где Юпитер? — спросил Калигула.

Аполлон показал наверх.

— Нам поручено доставить тебя к нему.

Вместе они поднялись на золотой корабль, пурпурные паруса которого развевались на ветру. Как гонимое потоком воздуха перышко, взмыл корабль к небу. Калигула видел проплывающий внизу ночной Рим. Палатинский холм с нагромождением дворцов, храмы и далеко протянувшийся четырехугольник ипподрома быстро уменьшались и скоро совсем исчезли. Калигула знал, что корабль приближается к Олимпу. Когда он начал опускаться, ночь обернулась солнечным днем. И вот он увидел их, сидящих за золотым столом, и сопровождавшие Калигулу боги поспешили занять среди них свободные места. Перед этим неземным великолепием император упал на колени и с удивлением узнал двенадцать главных богов греческого Олимпа: во главе стола восседал Зевс, громовержец, повелитель мира и ветров, шторма и молний, защитник дома, семьи и дружбы, покровитель права и государства. Рядом с ним сидела Гера, его сестра и жена, затем Посейдон и Деметр, Аполлон и Артемий, Арес и Афродита, Гермес и Гелла, а в конце стола хромой бог огня и ремесел Гефест и Гестия, богиня семьи и домашнего очага.

Как гром, прозвучал голос отца богов:

— Гай Цезарь, подойди к моему трону!

От страха и трепета Калигула не мог пошевелиться. Наконец он собрал все свои силы и медленно двинулся к трону громовержца. Чем меньше становилось между ними расстояние, тем больше возвышался над ним бог, и когда Калигула предстал перед сияющим золотом троном, то показался букашкой, замершей перед великаном. Он не осмеливался поднять на всемогущего глаза и застыл в смиренном молчании, склонив голову.

Снова раздался громкий голос, заполняя пространство вокруг, будто весь мир должен был внимать ему.

— Ты называешь меня своим братом-близнецом, Гай, заявляешь людям, что в тебе живет земная половина Зевса. Ты лжешь, Гай! Ты человек, маленький, смертный человек, который кормит нас, принося в жертву простых горожан, ремесленников и крестьян. Я показал тебе Олимп и круг богов, чтобы ты познал свою ничтожность и не осмеливался больше присваивать себе достоинство, которым не обладаешь. Прими это как подарок и отправляйся обратно к смертным, где тебе и место.

Калигула не двигался. Слова повелителя мира эхом звучали у него в голове, и он хотел только одного — вернуться скорее назад, к людям, где он сам был господином.

— Как я попаду обратно? — прошептал он, со страхом глядя на обутую в золотую сандалию ногу громовержца.

Нога шевельнулась, Калигула почувствовал сильный толчок, его обступила темнота, и он ощутил, что падает на Землю, а вокруг свистит ветер.

Он с криком подскочил на постели, и тут же к нему подбежал дежуривший преторианец.

— Император? Есть приказания?

— Где я? — пролепетал Калигула.

— На Капри, на вилле Евне.

— Ах так, хорошо. Иди и приведи Пираллию! Стой, нет, пусть она спит. Сколько времени?

— Три часа после пополуночи, император.

— Хорошо, отправляйся обратно.

Утром Калигула сказал Пираллии, что приказал готовиться к обратному путешествию, и добавил:

— Я видел странный сон. Мне нужно вернуться в Рим и присутствовать на Палатинских играх.

Пираллия спросила о том, что именно ему приснилось, но Калигула отделался отговорками.

Итак, император вернулся быстрее, чем его ждали. Он сразу же оповестил патрициев и сенат о давно обещанной примирительной торжественной трапезе, назначив ее на 16 января.

С Каллистом, которому он доверял больше, чем другим, Калигула говорил о своих планах относительно торжества открыто.

— Я хочу видеть их всех, понимаешь? Сенат, знать, военных, и за каждым из них буду внимательно наблюдать. Ты знаешь, что я прекрасно разбираюсь в людях, умею читать по их лицам. Я сумею определить, кто и как ко мне относится. И когда я составлю список, мой друг, в нем окажутся имена всех моих врагов. Жаль, что Протоген исчез, но мне сможешь помочь ты.

Он довольно улыбнулся.

— Это будет следующий большой процесс, и после него я смогу ходить без охраны. Я вижу на твоем лице удивление. Ты мне не веришь. Не сомневайся — я всегда выполняю то, что собирался сделать. Много раз это доказывал.

По спине Каллиста пробежал холодок. Если император говорил серьезно, потекут реки крови, и как бы самому не попасть в смертельный водоворот. Мысли цеплялись одна за другую и путались: только бы не сказать лишнего!

Каллист задумчиво кивнул, сохраняя внешнее спокойствие.

— Отличная мысль, император. Но не приводил ли ты сам много раз пример с гидрой? Где срубаешь три головы, вырастают шесть, и если срубишь дюжину…

— Нет, Каллист, числа неправильные, как и многие сравнения, — перебил его Калигула. — Конечно, Геркулесу пришлось нелегко с легендарной гидрой, но я имею дело с людьми, с трусливыми людьми. Я знаю, как опасно, когда страх становится слишком большим: тогда он может переродиться в ненависть и презрение к смерти. На этот раз, Каллист, я уничтожу всех, кто может испытывать ко мне страх, ненависть, презрение или вынашивать предательские мысли, а заодно семьи, друзей и сторонников этих людей.

Мертвые глаза Калигулы заблестели в фанатичном восторге. На бледных щеках появился румянец. Он склонился и притянул секретаря ближе к себе.

— Я хочу снова спать спокойно, Каллист, но пока знаю, что в этом трижды проклятом Риме вынашивают планы убийства, мне не будет покоя.

— Но, император, — попытался образумить его Каллист, — так спокойно, как сейчас, еще никогда не было. Клянусь жизнью дочери, что после последнего суда над преступниками в империи все тихо. Ни один заговор или план убийства не могут долго оставаться втайне — ты доказывал это уже дважды.

— Может быть, может быть, сейчас плоды еще не созрели, но рубить надо у корней, понимаешь?

Каллист поднял руки:

— Да, император. Что я должен делать?

— Пока ничего, Каллист. Мы продолжим разговор после торжества.

«Надеюсь, что нет, — подумал секретарь мрачно. — Может случиться, что ты не переживешь этого торжества, Сапожок».

В тот же день Каллист совещался с Клеменсом.

— Мне он ни на что не намекал, но охрану вечером шестнадцатого приказал удвоить.

Секретарь довольно кивнул.

— Боится! Это хороший знак. Тот, кто боится, теряет осмотрительность. Раньше он не посвящал меня в свои планы, а теперь страх заставляет его делать это. Может быть, его удастся убить во время обеда. Постарайся, чтобы наши люди были поблизости. Калигула должен умереть у всех на глазах.

Клеменс задумался.

— Тебе все кажется гораздо проще, чем есть на самом деле. Он давно уже не подпускает к себе ни одного римского преторианца. Личная охрана императора состоит только из германцев, трибун Фрисий Ланий подчиняется только его приказам. В Германии он отличился многочисленными казнями так называемых предателей из легиона Гетулика. Это принесло ему расположение императора и прозвище Ланий [16] Lanius — мясник (лат.) . Ты должен учитывать, что он рядом с Калигулой всегда и везде, особенно во время торжественных обедов. Я могу в этот вечер назначить на службу трибунов Херею и Сабина, на всякий случай, если предоставится возможность подобраться к Калигуле, но ни в чем не уверен.