Зигфрид Обермайер - Калигула

Сенатора Луция Вителлия император во время ужина спросил, не заметил ли тот, что он, Калигула, только что обменялся мыслями с богиней Луной. Вителлий, мастер лести и человек большого ума, ответил с глубоким поклоном:

— Только вам, богам, дано видеть и слышать друг друга.

Эти слова принесли умному сенатору признание и разрешение войти в круг ближайших друзей императора.

Не так расторопен оказался актер Апеллий, когда Калигула поинтересовался, стоя перед статуей Юпитера, кого тот больше почитает: своего императора или его брата-близнеца. Апеллий, который привык повторять заученные тексты, мешкал с ответом. Императору его размышления показались слишком долгими, и он приказал жестоко высечь актера. С довольной улыбкой прислушиваясь к воплям бедняги, он сказал:

— Апеллий, я должен признать, что твой голос красиво звучит, даже когда ты орешь.

Не только приближенные к императору люди, но и весь народ почувствовал, как ревностно Калигула относится к своей божественности.

По его приказу в провинциях был введен культ императора, и скоро от Испании до Азии не осталось ни одного крупного города, где бы в храме или на форуме не красовались статуи божественного Гая Цезаря.

Никаких трений при этом не возникало, поскольку никто не имел ничего против того, чтобы почитать на одного бога больше и жертвовать по праздникам еще перед одной статуей горсть ладана. Никто, кроме иудеев. Императоры Август и Тиберий были достаточно умны, и уважали своеобразные религиозные традиции этого народа, но Калигула настоял на том, чтобы в синагогах установили его изображения. Повсюду, где пытались это сделать, доходило до столкновений; особенно серьезным оказалось положение в Александрии, где рядом с тысячами иудеев жили греки и египтяне.

Иудеи отправили в Рим послов, которые долго и напрасно добивались аудиенции у императора. Препятствовал их приему высоко ценимый Калигулой секретарь Геликон: он родился в Александрии и ненавидел иудеев. Секретарем его только называли, на деле же всю основную секретарскую работу выполнял Каллист, а на Геликона скорее приходился груз обязанностей компаньона Калигулы. Он всегда был в распоряжении императора, возникало ли у того желание пойти в термы, сыграть в шахматы, прокатиться на лошадях или примерить новую тогу.

Возглавлял делегацию иудеев знаменитый философ Филон, благодаря острому уму которого им и удалось наконец добиться приема у римского императора. Калигула как раз осматривал свою новую виллу, когда к нему подошел Филон и глубоко поклонился. Император приветствовал его словами:

— Значит, вы и есть те самые люди, которые сомневаются в моей божественности? Вы мужественны, этого отрицать нельзя, поскольку только самоубийцы могли бы осмелиться явиться мне на глаза с такими бесстыдными речами.

Филон не смутился:

— Мы обладаем мужеством и уверенностью законопослушных подданных, император. Разве не александрийские иудеи принесли самые большие жертвы, когда ты взошел на трон и во время твоей болезни — намного большие, чем положено по закону?

— Это всем хорошо известно, но одно вы упустили: не оказали чести моей божественности.

Не дождавшись ответа, Калигула продолжил обход виллы и, казалось, уже забыл про иудеев, но вдруг он обернулся:

— Почему вы не едите свинины, Филон? Объясни мне.

Филон принялся рассказывать о религиозных законах, но Калигула уже не слушал, продолжая свой путь. Снова несчастные иудеи потянулись за ним, в то время как император внимательно рассматривал мраморные колонны атриума и отдавал распоряжение о вставке хрустальных пластин в окна.

Еще только раз обернулся он к настойчивым просителям.

— Я не могу вам помочь. Вы так же, как остальные, должны подчиниться нашим законам. Я знаю, что вы поступаете подобным образом не со зла, а по глупости, потому что иначе узнали бы во мне того, кем я являюсь — бога!

Иудеям пришлось возвращаться ни с чем, но, к счастью, римские учреждения в Александрии, желая сохранить мир и действуя с позиций разума, не очень внимательно слушали о том, стоят статуи императора в синагогах или нет.

Возможно, и Калигула не вернулся бы к этому вопросу, если бы взбунтовавшиеся в Ямнии иудеи не разрушили императорский алтарь. Прокуратор Геремний Капитон немедленно проинформировал Рим об этом преступлении, и Калигула вскипел от злости. Его друг Геликон, ненавистник иудеев, подлил к тому же масла в огонь, так что император решил, что расплата за этот из ряда вон выходящий проступок должна быть соответствующей. Поскольку Каллист с Геликоном отсоветовали ему полностью разрушать город, Калигула обдумывал — вместе с Геликоном — другие меры наказания.

— Нужно выяснить, что будет для них самым страшным ударом, что заставит сильнее всего страдать. Ты должен знать, Геликон, в чем особенности этого народа, так придумай что-нибудь.

Геликон сразу откликнулся:

— Сначала вспомним, что для иудеев священно. Конечно, Иерусалим. Это город их древних царей и проповедников, а также самой большой святыни — построенного Геродотом храма. Ни один чужеземец не имеет права туда заходить, а его внутренние помещения доступны только главным жрецам. Осквернение этого храма станет несчастьем для иудеев всего мира.

Калигула подумал, и улыбка тронула его бесцветные губы.

— Отлично! Я прикажу установить внутри храма колоссальную статую Юпитера с моим лицом. Иудеям придется почитать меня и одновременно Юпитера.

— Божественная мысль! — восторженно воскликнул Геликон. — Это научит строптивый народ уважать Рим и его богов.

Император кивнул.

— Тебе, Геликон, я поручаю привести мой приказ в исполнение.

Геликон отправил легату Сирии Публию Петронию письмо, в котором высказал требование изготовить статую императора в образе Юпитера высотой не меньше пятнадцати локтей, чтобы потом установить ее, при необходимости — с применением силы, в большом Иерусалимском храме. Калигула добавил пару строк, в которых превозносил заслуги легата во времена Тиберия, и — частично с похвалой, частично с угрозой — высказал пожелание, чтобы приказ был выполнен поскорее.

Гай Юлий Каллист, вольноотпущенный раб Калигулы, как велел древний обычай, прибавлял к своему имени имя господина. Свободу, влияние и состояние он приобрел благодаря усердию, уму и скрытности. Чтобы знать больше других, Каллист создал и оплачивал из своего кармана хитроумную шпионскую сеть, которая подчинялась только ему.

От него не укрылось, что в кругу друзей сестер императора с участием Эмилия Лепида и Валерия Азиатика что-то назревало — что-то, направленное не против него, всемогущего секретаря, но против императора. Ему периодически сообщали то о том, то об этом, что подпитывало его подозрения. Но Каллист не думал доносить на заговорщиков, пока они не попытаются привлечь к участию его. Хотя тут опасаться секретарю было нечего, потому что все знали его как верного и неподкупного слугу императора. Таковым Каллист и был. И все же заговору с целью уничтожения Калигулы он препятствовать бы не стал. Его разум подсказывал, что мнимая божественность, произвол и беспредельная жестокость императора когда-нибудь перейдут границы и будут стоить ему головы. Это было только вопросом времени, и он считал вполне вероятным, что меч или яд найдут дорогу к Калигуле, несмотря на охрану, слуг, пробующих еду, и преторианцев.