Жорж Санд - Собрание сочинений. Т. 5. Странствующий подмастерье. Маркиз де Вильмер

Стоя у ограды парка и всматриваясь в поворот дороги, откуда иногда появлялся Пьер, мадемуазель де Вильпрё увидела какую-то женщину, которая приближалась к ней неторопливой, плавной походкой. Женщина была довольно высокого роста и одета, как обычно одеваются простолюдинки, в коричневую холщовую юбку и легко наброшенный на голову синий шерстяной платок, который, падая на плечи мягкими складками, окутывал ее стан вроде того, как это изображают флорентийские мастера, рисуя своих мадонн. Прекрасные, правильные черты лица и строгое, чистое их выражение дополняли сходство с этими дивными женскими образами Рафаэлевой школы. Она вела под уздцы ослика, на котором, свесив ножки в одну из перекинутых через спину животного корзин, сидел прелестный златокудрый мальчик, закутанный, так же как и мать, в грубый шерстяной платок. Изольда была поражена этой очаровательной группой, напомнившей ей сцену бегства в Египет [131]. Она остановилась, любуясь приближающейся к ней живой мадонной, которой не хватало только ореола.

Простолюдинка, в свою очередь, была поражена ясным и добрым выражением лица юной аристократки. По ее скромному, почти бедному платью она приняла ее за служанку и заговорила с ней.

— Голубушка, — сказала она, останавливая ослика у ограды парка, — не скажете ли вы мне, далеко еще до деревни Вильпрё?

— А вы почти что уже пришли, милочка, — ответила Изольда. — Идите вдоль ограды этого парка все прямо, и минут через десять вы увидите первые дома.

— Спасибо вам, и слава тебе господи, — произнесла женщина. — А то бедные мои детки очень устали.

В эту минуту Изольда увидела, как из второй корзины высунулась другая детская головка, еще прелестнее, чем первая.

— Тогда знаете что, — сказала она, — пройдите здесь, парком. Идите прямо вот этой аллеей, и вы попадете в деревню минут на пять раньше.

— А не заругают меня? — спросила женщина.

— Нет, не заругают, — с улыбкой отвечала мадемуазель де Вильпрё, идя ей навстречу и беря за повод ослика, чтобы повернуть его в парк.

— Вы, видать, очень добрая девушка. Так, значит, по этой аллее, все прямо?

— Лучше я провожу вас, а то как бы ваши малыши не испугались собак.

— Мне уже говорили, что люди здесь, в замке, отзывчивые; недаром, видно, говорит пословица: «каков хозяин, таков и слуга». Вы-то сами, простите, находитесь здесь в услужении? Здесь, в замке, значит, и живете?

— Здесь, значит, и живу, — смеясь, ответила Изольда.

— И уже давно небось?

— С самого рождения.

Как только дети очутились среди прекрасных деревьев и увидели зеленую травку, они сразу позабыли о своей усталости, слезли с ослика и стали весело резвиться на дорожках, между тем как ослик тоже не терял времени даром и, проходя по буковой аллее, время от времени позволял себе по дороге отщипнуть зеленую веточку.

— Какие прелестные у вас детки! — сказала Изольда; она поцеловала маленькую девочку, потом взяла на руки мальчугана, чтобы он мог дотянуться до яблока на дереве.

— Сиротки. Отца-то ведь нет, — вздохнув, ответила женщина. — Милый мой супруг скончался прошлой весной.

— Но, по крайней мере, он оставил вам на что жить?

— Ничего не оставил. Конечно, он-то в этом не виноват. Что-что, а сердце у него было доброе.

— И вы идете издалека вот так, пешком?

— До соседнего городка я доехала дилижансом. А там мне растолковали, как добраться, сказали, что надо идти все проселочной дорогой и дали вот этого ослика для моих малышей.

— А зачем вы сюда приехали?

— Я собираюсь пока поселиться здесь и пожить, если поживется.

— У нас родные в этой деревне?

— Нет, друзья… Вернее, — добавила путница, как видно опасаясь быть превратно понятой, — друзья покойного мужа; они написали мне, что тут можно устроиться, и обещали найти заказчиков.

— А что вы умеете делать?

— Шить, стирать, гладить тонкое белье.

— Это чудесно! У нас здесь как раз нет белошвейки. Вы получите столько работы, что вам и за год не переделать.

— И вы поможете мне найти ее?

— Непременно, обещаю вам.

— Сам господь посылает мне вас. Я не жадная до денег, но ведь детей-то кормить надо.

— Все будет хорошо, вот увидите. А ваши друзья знают, что вы едете? Они ждут вас?

— Ждут-то они ждут, да только не так скоро. Они написали мне лишь на прошлой неделе, а я, вместо того чтобы отвечать, взяла да и сама приехала. Я, видите ли, голубушка, была Матерью подмастерьев… Впрочем, вы-то ничего про такие дела небось не слыхали.

— А вот и слыхала, у меня есть знакомые подмастерья, они всё мне объяснили. Так, значит, вы покинули своих сыновей?

— Это они покинули меня. Им не удержаться было больше в городе, а я не могла переехать вместе с ними в другой — мне там не на что было бы открыть корчму. И вот была у меня как будто большая семья, и вдруг я совсем одна осталась… Легко ли это? Кажется, и жить-то больше незачем, а ведь мне надо еще вырастить моих малюток. Уж до того тяжко мне было уезжать из тех мест, что я постаралась сделать это как можно скорее. Все мы плакали, расставаясь, и сейчас даже как вспомню, слезы так и льются.

— Ну не горюйте, мы постараемся, чтобы вы скорее забыли о них. Ну, вот мы и дошли до замка. А к кому вы идете? Есть там где остановиться?

— Нет, навряд ли. А что, разве в этой деревне нет постоялого двора?

— Есть, только не очень хороший. Здесь бы вам было лучше. Если хотите, вы можете пожить здесь, пока устроитесь.

— Здесь, в замке? Да кто ж это меня сюда пустит?

— Не беспокойтесь, пустят. Идемте со мной.

— Но, милая девочка, подумайте только, ведь меня могут принять за какую-нибудь нищенку.

— Никому это и в голову не придет, люди здесь все добрые.

— Да уж куда добрее, если все такие, как вы. Пресвятая дева Мария! Да здесь просто рай!

Изольда привела Савиньену с детьми в старый флигель, который называли Квадратной башней и где была особая комната, предназначенная для бедных. Она позвала мальчика с конюшни, велела ему взять ослика, потом сказала служанке, чтобы та принесла детям и матери поесть. Изольда и всех своих слуг успела приучить к тому особому роду благотворительности, которую она осуществляла под видом дружеской помощи нуждающимся.

Путница немало была удивлена поведением этой девушки, которая так просто избавляла ее от всех дальнейших хлопот, решительно отклоняя при этом всякое изъявление признательности. Ее сердечный, искренний тон и вместе с тем очень решительная манера говорить и действовать как-то исключали возможность рассыпаться в благодарностях и льстивых словах. И простолюдинка тотчас же поняла это и была глубоко тронута.

— Ну спасибо вам, спасибо, — сказала Савиньена, прижимая мадемуазель де Вильпрё к своей груди немного чересчур крепко, быть может, но с такой искренней благодарностью, что Изольда, несмотря на свой принцип никогда не унижать бедных людей внешним проявлением сочувствия, не смогла скрыть своей растроганности. — Видно, и в самом деле, мне вас бог посылает.