Рихард Дюбель - Наследница Кодекса Люцифера

– Я – комтур розенкрейцеров в Эгере, – рявкнул он. – Без сомнения, вы мне сейчас сообщите, как мне следует называть вас.

Он сказал это больше монаху в черной рясе, чем двум другим. Они невольно обернулись, но монах уже взял себя в руки и со страдальческим выражением лица смотрел в пол. Второй разбойник дернул за веревку, которую он держал в кулаке, и монах застонал и скривился. Тем временем Мельхиор вспомнил его имя: брат Тадеаш. Второй разбойник ухмыльнулся и обратился к Мельхиору.

– С чего бы это такого юнца назначили комтуром? – насмешливо спросил он.

– Ас чего бы это кучу крысиного дерьма обучили человеческой речи? – спросил Мельхиор.

Лицо второго разбойника перекосилось. Мельхиор склонился над столом, словно растущая ярость на лице вооруженного до зубов разбойника – такая мелочь, на которую и внимания обращать не стоит.

– Пошли вон, я занят, – приказал он.

– Йоханнес удивился, что вы здесь… совсем один, преподобие, – объяснил первый мужчина.

– А кто такой Йоханнес? – сердито уточнил Мельхиор.

Мужчина раскинул руки и сделал полный оборот вокруг своей оси.

– Я – Йоханнес, – заявил он. – Йоханнес. Каменный Йоханнес!

– Йоханнес! – крикнул второй мужчина и сжал кулак.

– Пусть так, – ответил Мельхиор. – И кстати, я вовсе не один. Мой верный друг всегда поддержит меня. – Он положил свой пистолет с колесцовым замком на стол и взвел курок. Раздался громкий щелчок.

– Ха-ха-ха! – воскликнул спутник Йоханнеса. – А нас двое.

– Вас трое, – поправил его Мельхиор, – но давайте не будем отвлекаться на большие числа. Сколько бы вас ни было, ты станешь первым, кому придется соскабливать свой мозг со стены, если ты сделаешь глупость.

– Ха-ха-ха! – снова воскликнул мужчина, но прозвучало это уже не так самоуверенно.

– Двое или трое, – сказал Йоханнес. – Вообще-то, Йоханнес хочет говорить с вами о третьем.

– Вот как? Тогда позвольте ему сесть. Судя по его виду, у него что-то болит.

– Ничего, потерпит. Таких, как он, у Йоханнеса… еще несколько.

Мельхиор положил обе ладони на стол и глубоко вздохнул. Затем демонстративно уставился прямо в глаза Йоханнесу.

– Вы хотите сообщить мне, что держите в плену католических монахов? Бенедиктинцев?

– Так и есть, чтоб меня, – сказал второй.

– Если ты еще раз откроешь пасть, – произнес Мельхиор с настолько убедительной холодной яростью, что тот испуганно заморгал, – пусти себе лучше пулю в лоб, прежде чем ляпнуть еще какую-нибудь глупость. – Он повернулся к Йоханнесу, не став ждать ответа. – Я исхожу из того, что вы предводитель группы… скажем так, рыцарей удачи.

– Это выражение нравится Йоханнесу.

– Хорошо! Тогда объясните этому идиоту, что я не шутил. Если здесь кто-то и будет говорить, то лишь я, а кроме вас никто отвечать не должен, ясно?

Веки второго разбойника стали подергиваться от гнева. Йоханнеса ситуация, похоже, немного позабавила, но он бросил через плечо:

– Преподобие еще не понял, что… говорить будет Йоханнес. Но он прав в том, что ты должен держать язык за зубами. Ясно?

– Конечно, Йоханнес. – Судорожно сжатая челюсть раскусила два слова.

– Вы, вероятно, хотите предложить мне внести выкуп, – произнес Мельхиор, чтобы сохранить инициативу.

Йоханнес поднял брови.

– Браво, преподобие.

Мельхиор снова склонился над своей работой.

– Что, я похож на человека, который носит рясу бенедиктинца? – Он буквально услышал, как замерли мысли Йоханнеса, но даже не поднял глаза, а притворился, будто ищет определенный документ. Наконец он указал на лист бумаги, который был ближе всего к стоявшему у стола Йоханнесу. – Вот он. Дайте его сюда!

Йоханнес не пошевелился. Мельхиор поднял глаза.

– Вот этот листок. Ну же, не спите!

Йоханнес переводил взгляд с документа на лицо Мельхиора и обратно. Затем его взгляд лихорадочно заметался по помещению. Мельхиор вздохнул, встал и сам взял листок. Он не имел ни малейшего представления о том, что там написано, но понимал, что нужно продолжать ломать комедию. Он каждую секунду ждал, что Йоханнес схватит его, и постарался держать правую руку поближе к пистолету. Но ничего не произошло. Было очевидно, что стоящий перед ним человек безумен. Мельхиору удалось лишить его и без того сомнительного душевного равновесия. Он старался игнорировать становящийся все более паническим взгляд брата Тадеаша. В его голове созрел план, как только он услышал, что монах и его братья находятся во власти Йоханнеса. Ох уж этот Вацлав и его тактика! Он едва сдержался, чтобы не спросить мимоходом, не слышал ли уже Йоханнес об одиннадцатой заповеди.

Мельхиор притворился, что бегло читает текст на бумаге. Затем он поднял голову.

– Вы все еще здесь?

– Думаю, вы не понимаете… – нетвердо произнес Йоханнес. – Я могу убить ваших ребят в любой момент…

– Если вы непременно хотите попробовать потягаться с десятками тысяч бенедиктинцев, милости прошу. А теперь идите с Богом и заберите с собой этот мусор. – И Мельхиор сделал неопределенный жест в направлении двух мужчин. Краем глаза он заметил, что лица второго разбойника и брата Тадеаша стали очень похожими: огромные, недоверчиво открытые глаза и рты.

Йоханнес оперся о стол и выдвинул голову вперед. В уголках его рта появилась пена. Он так сильно дрожал, что дрожь передалась Мельхиору через стол.

Скорчив недовольную гримасу, Мельхиор наклонился и притворился, что ему нужен еще один листок, случайно оказавшийся прямо возле рук Йоханнеса.

– Один час, – сдавленно прошептал Йоханнес. – Я даю вам один час. А затем я кастрирую первого монаха и позволю ему… подавиться… собственным обрубком.

– Один час, – равнодушно повторил Мельхиор. – Господи, да что такое один час! – Он махнул рукой. – Пойдите прочь.

Брат Тадеаш, бросая ему через плечо умоляющие взгляды, повинуясь рывкам за веревку, плелся за двумя разбойниками – шагающим на негнущихся ногах Йоханнесом и его потрясенным сообщником. Мельхиор подмигнул ему, но в ту же секунду бенедиктинца рывком перетащили через порог. Мельхиор не знал, успел ли тот заметить его подмигивание. Он ждал, пока не услышал грохот закрывающейся входной двери, а потом досчитал в воцарившейся тишине до десяти.

Александра добралась до развилки у Липенеца и остановила лошадь. В этом месте еще, кажется, не знали, что война снова ворвалась в страну. Дорога раздваивалась перед деревянным палисадом, который окружал деревню; один путь проходил через городок, другой шел вниз, к руслу Нижней Мже. Она смотрела на развилку и придорожный крест, ее неизбежного спутника. Подчинившись внезапному решению, она спешилась, преклонила колени и перекрестилась.