Борис Алмазов - Атаман Ермак со товарищи

Заяц ошалело выскочил из кустов, стал пеньком от неожиданности.

— Ату! — крикнул кто-то. Заяц подскочил, перевернулся в воздухе и дал стрекача, вынося задние ноги вперед головы. Казаки загоготали.

Изголодавшаяся, да и вообще не балованная едой воинская братия накинулась на яства, закуски. Впивалась отвыкшими за долгий пост зубами в сочное мясо, бережно, как великую редкость, неся ко рту яйца и по щепоти творога.

— Воскресения день! Просвятимся, люди! — запел маленько захмелевший старенький батюшка, которого татары взяли с толпой богомольцев, шедших в Святую землю во град Ерусалим из Соловков, и отбили казаки у самого Азова.

— Пасха! Пасха! Святая Пасха! — дружно подхватили казаки, и в их исполнении церковный псалом сам собой превратился в разудалый воинский напев.

А на смену ему засвистели дудки, запиликали гудки и загудел рылей, рассыпали дробь ложки, ударил бубен. И казачки стали привставать и похлопывать в ладоши, готовые пуститься в пляс.

— Сполох! — закричал караульный. — Сполох!

Мигом все схватились за оружие и обернулись в ту

сторону, куда указывал дозор.

На широком волжском просторе качались плоты. Медленно плыл страшный караван. На каждом плоту стояла виселица, и на ней гроздьями, как рыбы на кукане, висели люди. Плоты с виселицами перемежались с теми, где стояли плахи и лежали разрубленные тела, и теми, где на подъятых к небу колесах лежали четвертованные...

— Батька, что это? — спросил Ермака помертвелыми губами Черкас.

Казаки уже прыгали в струги, цепляли плоты и тянули их к берегу.

— Помнишь, с неделю назад мы стрельцов убитых из Волги выловили? Помнишь? — спросил Ермак.

— Как не помнить! — ответил молодой атаман. — Я их сам хоронил!

— Ты еще спрашивал — откуда они, — неотрывно глядя на причаливаемые страшные плоты, сказал Ермак. — Я тебе тогда ответить не мог, а вот теперь-то ясно...

— Православные? — спросил кто-то с берега у казаков на стругах.

— Нет. Черемиса.

— Понял? — обернулся к Черкасу Ермак. — Черемиса восстала, а это их Государь наш, батюшка, к покорности приводит.

— Антихрист он, а не батюшка! — сказал убежденно пожилой казак. — Кобель борзой — его батюшка!

— Да... — поддакнул конопатый и рыжий, но совершенно по-монгольски раскосый пушкарь. — Видать, конец света скоро.

Казаки, не сговариваясь, стали рыть могилы.

— Станичники, — наставительно сказал священник. — Нонешний день — праздник, отпевать не положено.

— А их и не надо! — зло ответил землекоп. — Они своего бога люди.

— Бог один, — начал было священник.

— Ну вот, пущай Он и разбирается! — оборвал его распоряжавшийся, где класть застывшие, голые трупы, есаул. — Вона и бабы рассеченные, и детишки...

— Сатана московская! — скрипнул зубами какой-то чига в чепане. — Антихрист, он и есть антихрист.

— Нельзя так-то! Государь — Помазанник Божий! — возразил священник.

— А бояре да дворяне? Опричники его чертовы?

— Несть власти да не от Бога! По грехам нашим!

— А энтот вон в чем согрешил? — поворачиваясь к священнику всем корпусом, по-медвежьи грозно спросил Ермак, указывая на повешенного вместе с матерью тщедушного младенца...

И страшно, тяжело и длинно, со стоном, выругался и по-русски, и по-кыпчакски...

— Будь он проклят, Государь энтот, на три колена и на семь степеней родства!

— Бог с тобой, атаман! — ахнул батюшка. — Седин праздник светлый! Разве можно проклинать?

— Ан вот и в праздник душе покоя нет! — ответил атаман и пошел к табуну.

— Ты че удумал? — спросил Черкас.

— Надоть в Кош-городок скакать. Да выводить станишников с Яика. Скоро тут войско царское будет, и такая кровушка польется, что и не уцелеть казачеству. Надоть Мещеряка предупредить, да и атаманов яицких.

Ермак выбрал самых сильных лошадей, навьючил их так, чтоб идти день и ночь. Взял в повод трех коней и с пятью казаками, тоже ведшими по три сбатованных коня, подошел проститься.

— Стало быть, так, — сказал он. — Вишь, казаки, как все переменилось! Тута война будет нешуточная. Почище Новгородского разорения. Так что кончайте праздновать да беритесь за лямки. Бог даст — проскочите! Идите денно и нощно. Я вас в устье Иргиза перейму. А не то идите прямо наверх, к Самарской луке. Тамо встретимся.

Черкас из-под руки смотрел вслед Ермаку, который, согнувшись и взмахивая плетью, повел свой маленький отряд прямо на восток, встречь восходящему жаркому солнцу.

Ватаги, кочевавшие по Уралу и основавшие Кош-Яик, в которой атаманами были Кольцо, Матюша Мещеряк, Барбоша, Пан и другие, состояли из казаков пришлых. Не коренных. Те кочевали в Прикаспии и вполне обходились тем, что давала рыбная ловля в самой богатой реке мира, благословенном Яикушке. Они сохранили традиции, восходившие чуть не к каменному веку, и сложившиеся навыки и приемы артельной сезонной рыбной ловли, только в случае крайней нужды предпринимая морские походы по Каспию и нападая на турецкие города.

Эти казаки состояли из потомков племен, обитавших здесь чуть ли не с четвертого века, сохранявших свою независимость и умевших откочевывать, скрыться, когда через Яик двигались огромные массы переселенцев.

Однако во времена Ермака им приходилось туго. Вся Прикаспийская низменность была захвачена Ногайской Ордой. Весь правый берег Яика был занят их кочевьями. На левом берегу кочевали Большие ногаи.

Пользуясь тем, что население было все же редким, казаки яицкие уживались внутри территорий, занятых ногайцами, не покидая родных рек. Разумеется, они казаков русских считали своими братьями, единоверцами и всячески им помогали. Однако все же скорее союзничая, чем сливаясь в одну орду.

Казаки же русские были единственной защитой Руси против ногаев, которые рвались на север, пытаясь соединиться с кочевыми обломками Золотой Орды в Поволжье. Немыслимая отчаянная война горсточки казаков была бы невозможна, если бы они не имели поддержки и прямой помощи Москвы, которая повсюдно объявляла их своими беглыми подданными, казнила и миловала. На самом же деле совершенно не могла без них обойтись.

Получался как бы многослойный пирог. Поддоном-противнем, на котором он лежал, был Каспий. Отсекая его от Москвы, двигались конные ногайские орды. Выше и вдоль по Уралу — Яику, постоянно переправляясь с берега на берег, таились древние кочевые казаки-рыболовы. На севере, сливаясь с боевыми отрядами гулящих и казаковавших в поле воинов, начинались многочисленные и пестрые поволжские племена, давно находившиеся в подданстве Руси, а стало быть, и крепости, и города, и гарнизоны, правда, состоявшие в основном не из московских стрельцов, а из тех же степняков.

Оттуда и поступали просьбы-приказы, выполнить которые могли только казаки.