Ульмас Умарбеков - Пустыня

Шамурад-ака передал ружье Джуманазару и тоже кинулся на помощь, но Салим опрокинулся уже навзничь, на дно лодки: глаза его невидяще смотрели в небо.

— Салим, Салим! — молил Шамурад-ака. — Отзовись, Салим! — Но ответить Салим уже не мог. — Гады, собаки, бей их, Джуманазар! Стреляй же! Давай я сам!

Еще один басмач сполз с седла на песок, но тут же несколько пуль пробили борт лодки, и струйки воды показали места пробоин. Еще несколько залпов — и лодка начала потихоньку наполняться водой. Вот на что рассчитывали басмачи! Ведь впереди была отмель, и нам надо было пройти над ней, а лодка и так уже была перегружена!

Новруз и Джапак гребли что было сил: когда они откидывались с веслом назад, я видел их мокрые от пота лица. Остальные ребята помогали грести — кто веслом, кто доской — чем попало: я пытался щепками, обрывками веревок заткнуть пробоины, но воды под ногами все же прибавлялось, лодка заметно осела.

И вдруг под днищем заскрежетало, лодка дернулась, накренилась, я, не удержавшись, шлепнулся на скамью…

— Джапак, что там? — обернулся с ружьем Шамурад-ака, но было уже понятно и без объяснений: мы не прошли над отмелью. Джапак вместо ответа вдруг упал на борт лодки, перевалился в воду, и голова его скрылась под днищем.

От берега и от басмачей нас отделяло теперь метров тридцать, не больше. Шамурад-ака успел ссадить еще одного, но грохнули выстрелы из десятка винтовок, и старый рыбак повалился на дно лодки. Мы бросились к нему — он прохрипел только: «Простите меня… дурака старого… не довез…» — и затих.

Человек десять басмачей въехали в реку и по отмели приближались к нам.

— Ну, собаки, подходи, кому жить надоело! — Новруз вырвал весло из уключины, поднял над головой и достал ближнего к нему басмача — тот свалился в воду.

Джуманазар выстрелами в упор сбросил с лошадей еще двоих, я вместе с туркменами отбивался на корме, потом схватился врукопашную…

Но долго мы выстоять не могли, и скоро всех нас, избитых и окровавленных, вытолкали на берег. Всем ребятам связали руки. У меня голова раскалывалась от боли, и я плохо видел — получил сзади по голове, наверное, саблей плашмя попало… С нами не было Новруза и Атаджана: как погиб Новруз, я видел — он успел свалить веслом и второго басмача, а третий достал шашкой его самого… Куда делся Атаджан, я не знал: от удара я потерял на какое-то время сознание. Тела Шамурада-ака и Салима басмачи бросили в лодке… Джапак свалился в воду еще во время перестрелки…

С тоской, затравленно оглядывали мы реку, берег, пустыню — никого! Никто не мог помочь нам!

Думал ли я, что так скоро рухнут все мои надежды и мечты, что придется кончить жизнь на пустынном берегу под ногами вооруженных бандитов! Надежды спастись не было.

Когда мы отдалились от реки, басмачи вновь окружили нас. Смеясь и грязно ругаясь, стали выталкивать из нашей группы девушек. Те заголосили. Раима вырвалась, хотела бежать. Ее сбили с ног, рванули на ней платье, она закричала. Я зажмурил глаза…

Джуманазар не выдержал. Бросился на басмача, схватил его за горло. Грохнул выстрел. Джуманазар упал на песок, опрокинулся навзничь. От уголка его рта протянулась струйка крови…

— Если хотите в живых остаться, не рыпайтесь, ясно говорю? — Плотный чернобородый басмач повел перед нами дулом винтовки, потом закинул ее за спину.

Я оторвал взгляд от тела Джуманазара, глянул на басмача и замер. Два дня назад он сидел в моей комнате!.. Это он привез мне письмо от дяди!..

Басмач тоже узнал меня, ухмыльнулся:

— И ты попался? Ай да Алибек! Знал, поди, что племянник в гости едет, а? — Он захохотал, я опустил голову.

Сразу вспомнилось мне письмо дяди с туманными угрозами обидчикам, расспросы Лойко о нем… А вдруг мой дядя Алибек тоже здесь? Ну нет, быть такого не может, какой же дядя бандит, он же тихий… немой… поспать любит… Я поднял голову, исподлобья оглядел оставшихся с нами басмачей. Нет, среди них дяди Али не было. Хотя неизвестно, что лучше в моем положении, — был бы он с басмачами, может, помог бы? Уж очень глупо погибнуть вот так… по дороге в Москву.

Все же тень надежды ожила во мне. Я отыскал взглядом Гавхар. Девушки испуганно жались друг к другу, у Гавхар в лице ни кровинки, губу закусила… Почувствовала мой взгляд, посмотрела, я кивнул ей ободряюще, она отвела взгляд.

Басмачи уселись в седла. Один хотел посадить с собой Гавхар, потянулся за ней — она укусила его за руку… С проклятьями басмач тронул коня, но хоть стрелять не стал, и то хорошо…

Нас погнали куда-то в сторону холмов, видно, хотели увести в глубь пустыни: конные басмачи окружали нас широким кольцом. Так мы и шли, связанные.

Близилась ночь. С холмов мы в последний раз оглянулись на реку. Наша лодка, накренившись, оставалась еще на отмели, два басмача что-то делали с ней, похоже, хотели подтащить ближе к берегу. Огромное багровое солнце уже коснулось горизонта, и тело Джуманазара на песке у воды казалось освещенным пламенем.

Я посмотрел на Гавхар: она тоже глядела на реку, словно оттуда неожиданно могла явиться помощь.

— А ну шагай! Живо! — басмач замахнулся на меня плеткой…

Куда нас гонят, что готовит нам ночь?

Уже было темно, когда главный среди басмачей, тот самый, посланец дяди, распорядился остановиться.

Место незнакомое — кусты, редкие деревья… Басмачи попрыгали с коней. Две девушки из наших без сил опустились на песок. Гавхар подошла, склонилась над ними.

Я посмотрел на ребят — лица измученные, почерневшие, губы потрескались.

— Воды… — попросила одна из девушек.

— Сейчас, красавица, не спеши, скоро не воду — вино пить будем! — басмач приоткрыл в хищной улыбке рот.

— Чего скалишься? — оборвал другой, постарше. — Или своих детей нету?

Он полез в суму, притороченную у седла, достал фляжку, протянул Гавхар:

— Пейте.

В глубине кустарника показался огонек, вышел человек с плошкой, приблизился.

— Где столько пропадали?

— Да провозились с ними, кусались, сучьи отродья… — ответил за всех чернобородый.

Человек подошел к нам, посветил каждому в лицо и, ничего не сказав, двинулся прочь. Чернобородый последовал за ним, и я услышал:

— Зачем щенков притащил?

— Один — племянник Алибека…

Так… Значит, мой тихий дядя — все-таки с басмачами! Как же он попал к ним? И я его сейчас увижу? А может, тут есть и еще обиженные на власти, как дядя, — такие, у кого отобрали дом, землю?.. Но как он мог?! Они же бандиты, убийцы!

— Бекджан! — услышал я тихий шепот. — Как по-твоему, Джапак спасся? — Мысли о дяде сразу как ветром сдуло, я обернулся к Берды — это он мне шептал: — Слушай, попробуем бежать, а? Доберемся до наших, пошлют отряд, накроют этих сволочей! Рожки да ножки останутся!.. Бежим?