Алексей Шеметов - Вальдшнепы над тюрьмой (Повесть о Николае Федосееве)

Николай вошёл в лавку. Здесь кроме хозяина была одна старушка. Она стояла у прилавка, маленькая, сгорбившаяся. Деренков глянул через неё, потеребил свою светлую бородку, кивнул головой в сторону. Николай понял его. Продвинулся вдоль стены в проход за прилавком, прошёл в большую комнату, оттуда — в кухню, из кухни — в тёмные сени. Нащупал и открыл дверь. Ему навстречу шагнул обтрёпанный, по-азиатски чёрный студент Плетнёв.

— Здорово, вятич.

Николай подал ему руку и показал глазами на человека, который стоял у завешанной одеждой книжной полки.

— Свой, свой, — сказал Плетнёв. — Здесь чужих не бывает. Ягодкин. тебя, брат, заподозрили.

Ягодкин обернулся. У него оказалось красивое женственное лицо. И гоголевские волосы. И молоденькие усики.

— Познакомьтесь, — сказал Плетнёв. — Это Федосеев. Гимназист. Защитник царей. Не надо, говорит, убивать их.

— Любопытно, — сказал Ягодкин, держа в руках открытую книгу.

— А это студент ветеринарного института. Буйная головушка. Того и гляди рванёт в Петербург и бросит во дворец бомбу.

Ягодкин улыбнулся.

— Гурий вас пугает.

— Его не испугаешь. Советую познакомиться с ним поближе. Он скоро всех нас оттеснит. Скажет, подвиньтесь — я сяду.

— Никого оттеснять не собираюсь, — сказал Николай.

— Оттеснишь. Слышал, как ты спорил с березинцами.

— С березинцами трудно спорить. За ними Михайловский. Опираются на столичные авторитеты. И Нижний их поддерживает. Короленко, Каронин, Анненский. Большая сила.

— Ничего, не робей. За тобой Маркс. Тоже ведь фигура.

— Маркс у нас тут не действует, его не знают. Даже студенты с ним мало знакомы.

— Братцы, — сказал Плетнёв, — я был на днях в окружном суде. Судили бродяг и беглых крестьян. Среди них оказалась женщина с грудным ребёнком и пятилетней девочкой. Как она выла, как выла! Гнусная жизнь. Не прогуляться ли нам до университета? Там ребята собираются, оттуда двинутся на Проломную, в трактир. Хотят кутнуть перед лекциями.

— Можно и прогуляться, — согласился Ягодкин. Он захлопнул книгу, и Николай увидел её клеёнчатую обложку.

— Гектографическая?

— Нет, рукописная. «Царь-голод». Читали?

— Читал. А новенького ничего нет? — Николай подошёл к полке и, откидывая одёжины, стал осматривать книги.

— Новое всё на руках, — сказал Плетнёв. — Не ищи. Скажи Андрею Степановичу, что нужно тебе, он придержит.

— Да, попросите хозяина, — сказал Ягодкин. — Идёмте, что ли?

Они прошли через сени и кухню в комнату, приоткрыли дверь, в лавке никого не было, и они вышли.

Андрей Степанович насыпал им на прилавок мелких сушек.

— Погрызите. Что, ничего не подобрали?

— Завтра зайдём, — сказал Плетнёв. — Юноше вот надо…

В лавку вошёл старенький мужичок в новых, белых лаптях.

— Тоже мне покупатели, — проворчал Деренков и убрал с прилавка сушки. — Порылись, а ничего не взяли. Что угодно, дедушка? Гостинцев внучатам?

За стариком вошла в лавку женщина, за женщиной — девочка.

— Айда, — сказал Плетнёв. — Айда на Воскресенскую.

Около университета, у белых его колонн, уже толпились студенты. Некоторые из них были в фуражках, форменных куртках и ботинках, другие (старшие, поступившие ещё до нового университетского устава) — в широкополых шляпах и: высоких сапогах.

Плетнёв, сразу втиснувшись в кучку, здоровался с друзьями, кому-то тряс руку, кого-то трепал по плечу, с кем-то обнимался. Ягодкин тоже нашёл знакомых. А Николай остался один, и ему стало неловко, лишнему возле этой галдящей, смеющейся дружной компании. Но Плетнёв скоро вернулся к нему.

— Гурий, — сказал Федосеев, — а Чирикова здесь нет?

— Евгения Чирикова? Поэта? — Плетнёв осмотрелся. — Вот он, на крыльце.

На крыльце у колонны стояли трое, но Николай догадался, что Чириков — вон тот, без шляпы, длинноволосый, тонколицый.

— Слышал о нём? — спросил Гурий.

— Слышал. И стихи читал. В «Волжском вестнике».

— А рассказ? Тоже в газете был напечатан.

— Читал и рассказ, не понравился. Слезливый. Но автор, кажется, талантлив, когда-нибудь станет настоящим писателем.

— Познакомить?

— Нет, сам подойду.

— Давай, давай. Ты с ними смелее, ребята хорошие.

Николай подошёл к крыльцу и отозвал Чирикова в сторону.

— С вами говорил мой товарищ, Волков. Насчёт каталога.

— Да, да, приходил ваш товарищ. Вы Федосеев?

— Да, Федосеев.

— У вас что, кружок?

— Нет, мы хотим подобрать библиотеку.

— Ничем не могу помочь. Я же советовал вашему товарищу обратиться к Мотовилову. Это студент ветеринарного института.

— Товарищ говорил с ним.

— И что же?

— Мотовилов хочет встретиться лично со мной.

— А вы его опасаетесь? Не опасайтесь, это надёжный человек, и он вам будет полезен.

— Хорошо, поговорим с ним.

— На меня не обижаетесь?

— Нет, что вы!

— Не обижайтесь. — Чириков пожал ему руку л поспешил к своим друзьям.

Николай опять оказался один.

От компании отделился и направился к нему студент в широкополой шляпе. Он не остановился и, проходя мимо, быстро, негромко проговорил:

— Завтра в полночь, место то же, где весной, только в саду.

Николай не совсем понял студента. Что значит «место то же»? Весной приходилось бывать во многих местах. Этот студент, кажется, из кружка Березина.

Да, наверно, березинец. В апреле один из березинских кружков собирался у Арского поля, за духовной академией. Значит, и завтра там же. «В саду». Во флигеле, наверно. Что же, надо будет сходить.

Он влез в тёмное окно, на кого-то наткнулся и попросил посветить. Вспыхнула спичка, и он увидел людей, знакомых и незнакомых, сидящих у стен на скамьях и прямо на полу, среди них оказались и Ягодкин, и вчерашний студент-вестовой. Спичка погасла, кто-то услужливо зажёг вторую. Николай стал искать глазами места. Скамьи, нет, доски, положенные на ящики, были уже заняты, и он сел на подоконник.

Почему никакой мебели? — сказал кто-то в темноте.

— Зачем она здесь? Дом-то пустой.

— Неужели не могли найти жилого?

— Пустой надёжнее.

— Кого ждём?

— Лаврова нет.

— Давайте начинать.

— Подождём.

Послышался стук. Человек, сидевший у окна, оттолкнул ставень.

— Кто?

— От Якова.

— Влезайте.

В окно влезли двое. Их осветили спичкой. Один по-свойски втиснулся в ряд сидевших, другой, молодой здоровый парень, растерянно стоял посреди комнаты. Это был Пешков. Николай видел его однажды у Деренкова, который много рассказывал о странном своём булочнике.

— Все? — спросил кто-то.

— Да, все.

Занавесили окна, чтобы ставни не просвечивали. Зажгли лампу, поставили её в угол на высокий ящик. Пешков шагнул к стене и опустился на корточки около Николая. К ящику, на котором горела лампа, подошёл бородатый человек. Он вынул из внутреннего кармана сложенную вдвое книжечку.