Дэвид Бейкер - Путь слез

– Виопа medicina, amico, buona medicina.

Бенедетто ухмыльнулся.

– Из-за шума реки придется петь очень громко, дабы вы меня слышали, но я спою.

– Спой про женщин, крикнул Ион с края плота.

Его просьба вызвала укоряющий взгляд Петера, но менестрель не заметил предостережения священника.

Конечно, мальчик мой, – ответил он, легко перебирая тугие струны лютни. Он закрыл глаза. – Я спою вам о женщинах Браббии.

Бенедетто коснулся струн, прежде чем начать, и стало ясно, что он благословлен совершенным голосом для своего призвания:

– На этом песня заканчивается, – вмешался Петер. – Спой другую песню, более подходящую для твоих слушателей. – Негодуя, он насупился.

Конечно-конечно, – спохватился Бенедетто. – Я часто ошибаюсь в выборе, как не жаль. Прошу прощенья, падре, – он подмигнул Иону, который благоразумно скрыл смешок. – Итак, дети, спеть вам более искусную балладу, которую я написал прекрасной деве, прошедшей однажды мимо моего причала?

– Ja! – зааплодировал Хайнц. – Спой, пожалуйста!

Музыкант просветлел: простой просьбы было достаточно, дабы его сердце возрадовалось и вдохновилось. Пел он со всей душой:

Дети все хлопали и хлопали нескончаемым песням Бенедетто: сначала – песням о любви, затем – о вине и бабочках, празднествах и танцах, о свете солнечном и лунном. Его пальцы теребили и перебирали струны верной лютни, пока на южном берегу, на излучине, не появились знакомые стены Брига, и музыкант нехотя замолк.

– Вот он, Вил, вот Бриг, наша цель.

Вил внимательно осматривал деревянные дома селения, подступающего к кромке воды, но не увидел ничего необычного. Потемневшая деревянная обшивка, да крытые соломой крыши – дома, как и повсюду. Дым вился над частоколом: за стенами домов деревенский люд готовил ужин. Мычанье коров и блеянье коз, доносившиеся до чуткого уха, смешивались с журчаньем быстрой воды.

Вил с Петером верными руками выправили плот к огромному булыжнику, который лежал посреди ямины, бившей исподними родниками. Это было подходящее место для причала, и, сделав последнее усилие над кормилом и хорошенько подтянувшись на Ионовом шесте, крестоносцы плотно пристали к берегу. Карл с Конрадом спрыгнули на берег с веревкой в руках и накрепко привязали плот к вековому дубу. Когда все приготовления были завершены, Вил приказал отряду высадиться на берег.

К этому времени вокруг собралась порядочная толпа деревенских зевак. Нечасто путники появлялись от верхнего течения реки: небольшая глубина редко позволяла ей быть судоходной, да и мало кто отваживался испытывать неизведанный и опасный поток. Пора, однако, ознаменовалась сильным таянием снегов, и путешествие по полноводной реке казалась заманчивым, поэтому к скалистому берегу Брига в том году пристало не одно судно. Удостоверившись, что новоприбывшие – не из числа разбойников или беглецов, сельчане разошлись по делам.

Крестоносцы со смешанными чувствами растянулись на плоском камне. Им хорошо лежалось на твердой земле, однако путешествие по реке оказалось приятным: куда приятнее, когда тебя влечет сильными потоками вод, чем карабкаться по безжалостным кряжистым утесам. Помня о насущной задаче, Петер и Бенедетто отправились в деревню, где они ловко сторговали плот каким-то искателям приключений – коробейникам, направляющимся в Монтро. И еще до наступления темноты они вернулись с бурдюком красного вина и шестью мерами овса и проса.

Вил пришел в негодование.

– Надобно было обменять вино на хлеб! – гаркнул он. Даже в тусклом сумеречном свете было видно, как злобно горят его глаза.

– У нашего менестреля во рту пересохло от жажды, и я подумал, что неплохо бы отблагодарить его за доброту, спокойно ответил Петер.

Вил что-то проворчал, но согласился. Он вылил гнев на других детей, раздраженно погнав их на поляну за стенами селения.

– Ион… Конрад… Карл… Гюнтер… Ричард, соберите хвороста и веток. Тут повсюду валяются отличные дрова. Остальные… Фрида… бери котелок и иди за водой. Анна, Отто, возьмите помощников и наломайте сосны для постелей. Все за работу. Пошли, пошли.

Крестоносцам не впервой было выслушивать гневные распоряжения, а работа успела стать привычной и быстро спорилась в руках. Вскоре они хорошо отужинали в свете жаркого костра. Повеселившись перед сном и выслушав спокойную песню Бенедетто, дети крепко уснули, сытые и довольные.

На следующее утро крестоносцы проснулись и приуныли: все было затянуто густым туманом, однако небо над ними многообещающе сияло. Хватило нескольких пинков по тлеющему костру, дабы он воспламенился с новой силой. Наспех хлебнув разогретой каши, оставшейся со вчерашнего ужина, крестоносцы без сожалений покинули стены Брига и берег шумливой реки и стали взбираться по торной дороге, которая лежала поперек Симплон-перевала.

Дети послушно карабкались по длинной, извилистой тропе. После хорошего отдыха на плоту, набравшись сил за время плаванья, идти им было куда легче. Кому и было тяжело, так это Бенедетто: менестрель не привык давать работу ногам. Он судорожно, со свистом вдыхал и выдыхал, с трудом взбираясь по каменистому пути, и при каждой возможности садился передохнуть и перевести дыхание.

День за днем они шли по узким высоким ущельям, поднимаясь все выше, оставляя позади лиственные деревья и крепкие сосны, пока, наконец, не достигли вершины перевала. Там они начали медленный спуск к равнинам Ломбардии. Путь легчал, хотя и не становился легким. Временами дети заходили в селения, чтобы найти помощи у ее жителей, кареглазых обитателей Гондо и Преглии. Сей народ разительно отличался от крестоносцев в лице и обычаях. Многие были значительно темнее и ниже детей тевтонского рода, но все, кроме странных жителей Гондо, отличались радушием и добротой. Даже ветер доносил иные запахи. Его дуновенья были теплыми и сладостными, столь же приятными, как и народ, обитающий в здешних местах. Пронизывающие северные ветры остались позади, и это также сказывалось на приподнятом настроении крестоносцев.