Альберт Брахфогель - Рыцарь Леопольд фон Ведель

— Да благословит вас Бог, господин граф! — воскликнул встретивший, протягивая графу руку. — Я желал бы, чтобы ваши известия были радостны в этом счастливом месте. Мы получили от вас очень мало хороших известий, а здесь также мало хорошего. Господин Ланге уезжает в Нидерланды. Вчера прибыл из Вены императорский посол, и никто не знает его полномочий.

— Наверное, в них нет ничего хорошего, господин Коппе. Может быть, император думает, как бы посеять раздор среди нас, протестантов!

Они поднимались наверх, и советник обратился к графу, указывая на Леопольда:

— А этот молодец тоже с нами?

— Я думаю. Этот юноша — фон Ведель, мой паж. Он был со мною при всех дворах и видел все наши дела, на него можно положиться. Леопольд, это господин бургомистр Леонард Коппе из Торгау, друг Лютера, разрушивший францисканский монастырь. Он был первый боец и освободитель госпожи Катерины, супруги Лютера и десяти других монахинь из тяжелой неволи.

Леопольд поклонился и последовал за ними. Они вошли в довольно высокую комнату, с двумя глубокими окнами. Потолок комнаты составляли резные балки. Деревянные стены были покрыты серой краской с разбросанными пестрыми цветками. В некоторых местах стены были украшены черными арабесками. Это была комната покойного Лютера, свидетельница духовной работы великого человека. При входе перед конторкой часто сиживал Лютер со своей супругой.

Мансфельд воспользовался случаем и шепнул Леопольду, где он находится, и указал на окно, где на месте Лютера сидел человек, в котором Ведель узнал Ланге, друга Оранского и Меланхтона. Кроме упомянутых, были еще доктор Вольфганг Калига, доктор Давид Китреус, священник замка доктор Мантель, два виттенбергских советника и господин фон Коттериц, торгауский дворянин. Когда графу представили всех господ и произнесли имя последнего, он отскочил назад.

— Фон Коттериц? — воскликнул он. — Неужели вам еще неизвестно, что он выстрелом в спину убил курфюрста Морица при Зиферсгаузене? Какое дело подобный человек может иметь здесь?!

— Дело, — отвечал спокойно, с холодной улыбкой, Коттериц, — которое Мориц опозорил двойной изменой, дело свободной веры!

— Гораздо лучше, если бы господин Мориц жил вместо вас. Это был единственный князь, который нам мог помочь в теперешнее трудное время!

— В этом доме не должно быть споров, — прервал их Коппе. — Если мы даже принадлежим к разным евангелическим обществам и исповедуем различные учения, то у нас все-таки один общий враг — римская тирания. С милостивого дозволения курфюрста мы собрались в Виттенберге для примирения и единства, если наше дело удастся, то будет созван общий протестантский собор для полного установления братства. Вы, граф, много потрудились для этого дела, и я не могу подумать, чтобы вы рассорились с человеком, который хотя и поступил преступно, но это было вызвано жестокой казнью отца и гибелью всего семейства.

— Хорошо, пусть совесть каждого отвечает за его поступки. Я приветствую вас так же, как и остальных, господин Коттериц. — Мансфельд молча наклонил голову и протянул руку Ланге. — Мы с вами не виделись с самой свадьбы Оранского.

— И я боюсь, что мы видимся в последний раз. Я теперь очень нужен в Нидерландах. Это, кажется, наш певец Леопольд фон Ведель? Здравствуйте, молодой господин. Я и теперь с удовольствием вспоминаю ваши прекрасные слова: «Оранский зовет! Мое сердце рвется к нему! Оно навсегда должно принадлежать ему!».

Бог знает, что будет, граф, но я, во всяком случае, хочу помочь принцу восстановить свободу в моем несчастном отечестве или пасть от ярости Филиппа Испанского.

Он смущенно пожал руку Мансфельда, кивнул головой Леопольду и указал ему на место около себя. Остальные господа все уселись вокруг дубового стола. С участием рассматривал юноша последних мужей из той фаланги, которую собрал около себя Лютер своим словом о свободном вероисповедании. Несмотря на все неудачи при княжеских дворах, Леопольд с жаром, свойственным его возрасту, верил, что бескорыстию этих великих мужей удастся сделать то, чему постоянно мешали равнодушие и политическое тщеславие.

— Позвольте мне, господа, сказать слово, — начал Леонард Коппе, вынимая из складок своего сюртука старинную Библию. — Я начну первый, потому что я более всех вас знал покойного доктора Лютера, его дух и поступки всегда были известны мне.

— Вы справедливы, — согласился граф.

— Но я хочу первый согласиться на все, что поведет к спасительному единству.

— Всякое спорное учение должно быть оставлено, теперь мы идем все к одной цели. Не здесь решать, кто справедлив: лютеране, филипписты или кальвинисты, мы все протестанты против римского насилия и папских притеснений! Поэтому я раскрываю Библию Лютера на первой главе Иоанна: «В начале было Слово!». На эту Библию, носящую собственноручные пометки нашего покойного друга, Мартина, Библию, бывшую первым немецким изданием Божеского Слова, на нее возложим мы руки, как братья, и поклянемся оставить всякое различие и все споры до того времени, когда будет побежден общий итальянский враг. Тогда будет время решать, что лучше удержать и что лучше отбросить в католицизме.

Все встали. Все положили руку на писание. «Да будет так!» — единодушно прозвучали их голоса.

— Хорошо, друзья! — воскликнул Мансфельд. — Мы покажем, что если князья были ленивы и равнодушны к Божеским делам, то народ восстанет за истину!

— Мы теперь должны разобраться, — продолжал Коппе, — какие нам остались пути для осуществления единства, завещанного нам Лютером. Нам нужно выбрать также средство для ниспровержения папского могущества!

— Этого мы никогда не выполним, если будем надеяться на чужую помощь. Мы должны рассчитывать только на свои собственные головы и собственные кулаки! — пламенно воскликнул Ланге. — Нам много неутешительного писал граф Мансфельд о том, что творится при немецких дворах. Германия много выиграет для своей свободы, когда новое умение победит в Нидерландах и во Франции и Филипп Испанский получит достойную награду за свои дела. Этим странам должны вы подать руку помощи! Уже развевается красный лев, как знамя нидерландской республики, пусть восстанет Германия и мы, в свою очередь, поспешим на помощь к вам!

— Впрочем, есть еще другой, более короткий путь, — прервал его Коттериц, — кроме того, он менее насильственный. Кто теперь захочет возобновить ужасные дни Томаса Мюнстера и Карлитанда, кто возьмет ответственность за все на свою совесть? Я и друг мой Вольфганг сообщим вам новость, в высшей степени удивительную, но, тем не менее, вполне верную. Небо рассудило послать помощь совершенно с другой стороны, откуда мы и не могли ждать, от императора!