Хидыр Дерьяев - Судьба (книга третья)

— Спасибо, — с благодарностью сказал Берды. — Счастливого пути!.. Пусть ваше оружие всегда будет острым!

Через несколько часов красногвардейцы и добровольческие отряды туркменских джигитов, перейдя Аму-Дарью, двинулись на Каган.

Воспользовавшись тем, что значительная часть революционных сил выехала из Закаспийской области на борьбу с Бухарским эмиром, зашевелились контрреволюционные элементы. В борьбу против. Советов они вовлекали баев, мулл, ишанов. А те, зная психологию дайхан, умело играя на странах, традиций и обычаев, представляли немалую опасность. Люди, кричали они на базарах, у мечетей, во всех местах, общественных сборищ, люди, Советы — это не власть. Вы остались без власти и защиты, люди! Если поведёт на вас своё войско иранский хамза, у вас нет предводителя, который мог бы дать ему отпор! Ваши дома будут разрушены, ваши братья — убиты, дети — угнаны в плен, сёстры, дочери и жёны — опозорены! Люди, внемлите, голосу истины! В Теджене народ встал под знамёна Эзиз-хана, хивинских туркмен защищает Джунаид-хан, а кто есть у вас? Разве вы хуже всех остальных? Или вы ложку у аллаха украли, что должны ходить сиротами, без собственного хана? Собирайтесь, марыйские туркмены, выбирайте себе достойного предводителя — щит, меч и опору!

С каждым днём, не встречая должного отпора, крикуны наглели и распоясывались, всё больше. И однажды на большом марыйском базаре глашатай закричал:

— Правоверные! Пришло время избрать своего хана! Пусть завтра все вожди и старейшины племён и родов собираются здесь, на базаре, под навесом! Завтра будут выборы хана!

Марыйский Совет был озабочен сложившимся положением. Если опасность контрреволюционных вылазок в Ашхабаде, и Кизыл-Арвате в какой-то мере приглушалась расстоянием до этих, городов, то здесь, в Мары, необходимость немедленной решительной борьбы вставала в полный рост. Но как бороться, что противопоставить врагу, если все лучшие вооружённые силы брошены на Бухарский фронт?

А меры требовались радикальные. Каждый день увеличивал число одураченных дайхан, каждый день промедления мог привести к сотням лишних жертв. И всё же, учитывая сложившуюся обстановку, действовать надо было не прямо, а как-то исподволь, окольными путями. Это понимали все члены Совета. И хотя нашлись горячие головы, предлагавшие немедленный арест вражеских агитаторов, большинство не согласилось на такую крайнюю меру. Совет принял, иное решение.

— Значит, силу применять мы не имеем права? — Спросил Клычли, поочерёдно обводя глазами Сергея, Карагез-ишана и Агу Ханджаева.

Они сидели в доме Сергея. Было утро. Со стороны городской дороги доносились голоса, рёв ослов, ржание и топот коней.

— Торопятся хана себе на шею посадить! — Подмигнул Ага Ханджаев.

Его реплика осталась без ответа. Сергей, помолчав, сказал:

— Силой, Клычли, мы ничего не сделаем. Во-первых, силы у нас мало. А во-вторых, чего добьёмся, если даже разгоним сходку и. арестуем крикунов? Вероятно, только того, что нарушим обычай и оттолкнём от себя тех, кто сегодня сомневается и колеблется. Говорят, что лучше откровенный враг, чем сомнительный друг. Я с этим не согласен. Врагов у нас и так полон хурджун. Мало мы сделали, чтобы привлечь на свою сторону всю туркмен-скую бедноту. Вот теперь и расплачиваемся. А ведь к нам не только беднота, но и многие зажиточные сочувственно относятся — тот же Хан Иомудский или Махтумкули-хан. По мне, лучше обойти осиное гнездо, чем швырять в него палку.

Клычли презрительно фыркнул.

— Что же, по-твоему, мы делать должны? Сидеть, сложа руки, и ждать?

— Нет, — ответил Сергей, — ждать нельзя.

— Цена ожидания — цена крови, — негромко вставил Карагез-ишан и, поддёрнув рукав халата, налил себе в пиалу чай.

— Так, — подтвердил Сергей. — Вопрос этот, Клычли, обсуждался в Совете. Потом вот нас — меня, ишана Ной Карагеза и Агу Ханджаева — вызывал к себе Исидор Кондратьевич. И ещё там товарищи были. Поручили нам троим… принять участие в выборе хана.

— Шутишь? — ощерился Клычли.

— Не шучу, — возразил Сергей.

Ханджаев, покручивая ус, кивнул.

— Верно. Он не шутит. Был такой разговор.

— И вы… будете выбирать?!

— Будем, — улыбнулся Сергей.

Ага Ханджаев, поймав растерянно-недоумевающий взгляд Клычли, снова хитро подмигнул. И Клычли облегчённо перевёл дыхание, поняв, что его разыгрывают.

— Мне с вами можно? — спросил он.

Сергей погасил улыбку.

— Я не против. А вы как, товарищи?

— Пусть идёт, — согласился Карагез-ишан.

— В нашем деле лишний голос не помеха, — поддержал и Ханджаев.

— Ну и добро, — сказал Сергей. — Давайте ещё раз обсудим, что мы сможем предпринять.

— На месте виднее будет, — своим негромким голосом заметил ишан Ной. — Говорили уже достаточно. Действовать надо. Треть сказанного сделаем — и то хвала аллаху.

— Пожалуй, идём, — поднялся Сергей, — а то за разговорами в самом деле опоздать можно.

Когда они подошли к базару, у коновязи уже ссорились привязанные лошади, под навесом было многолюдно.

— Смотрите, — Клычли протянул руку, — ни одного осла не видно, только — скакуны.

— Воистину! — усмехнулся Карагез-ишан. — Смотрите, какой народ собрался под навесом — ни одного старого халата.

— Живое свидетельство истины, — сказал Ханджаев. — Новые халаты пекутся о хане, а у старых халатов своя забота — кусок хлеба. Как говорится, каждый о своём, а вдова — о муже.

Клычли хмыкнул.

— Я думаю, тут все — «вдовы», каждый приехавший надеется ханом стать. Копи-то как изукрашены, а? На каждом уздечка в серебре, сбруя богатая! Вам приходилось видеть на каком-нибудь празднестве столько нарядных коней? Понимаешь, в чём тут дело, Сергей?

— Куда уж не понять! — сказал Сергей. — Всё как на ладони. Конечно, каждый из них себя уже ханом видит.

— На этом и надо сыграть, — негромко заметил Карагез-ишан. — Чем больше будет кандидатур, тем лучше для нас. Даже если выборы в конце концов и состоятся, то разъехавшись они волками друг на друга смотреть будут, а это нам только на руку.

Они подошли к навесу. Навстречу им поднялся Бекмурад-бай. Страшная судьба дочери, убитой отцовскими руками, всё-таки отразилась на Бекмурад-бае. Его сильные плечи вяло обвисли, когда-то иссиня-чёрную, цвета воропова крыла бороду обильно посолила седина, глаза смотрели устало и равнодушно. Видно, недаром говорят, что даже ведьма плачет, когда у неё умирает ребёнок, — лохматое волчье сердце Бекмурад-бая, безразличное, казалось бы, ко всем и ко всему, кровоточило так же, как и сердце обычного человека.

Он приветливо поздоровался с пришедшими, особо задержал в своих руках руку ишана Ноя.

— Хорошо, Карагез-ишан, что пришли и вы. Подобные вам, образованные люди не должны сторониться народа. Мы с радостью выслушаем все ваши советы и наставления. Вот, даст бог, изберём хана — опять вернёмся к нашим старым добрым порядкам. Да пошлёт нам аллах предводителя умного и отважного, каким был Каушут-хан… Вот сюда, сюда проходите, здесь ваше место!.