Рангея Рагхав - Гибель великого города

— Сом! Кажется, он будет нам полезен!

После казни варвары разожгли большой костер и принялись жарить мясо. Началось торжество. К костру были принесены найденные в городе съестные припасы. Огромными грудами возвышалась вся сегодняшняя добыча, — ее разделят на всех по приказу старейшины. Чаши со священной сомой пошли по рукам.

Поэт снова запел:

«О Агни, бог огня всепроникающий! В твоих ужасных зубах все обращается в пепел. Ты могуч, ты велик, ты душа всего сущего, ты созидатель жизни! О яркий огонь! Твое тело подобно золоту. Ты защищаешь нас всегда и везде. Ты бодрствуешь со дня сотворения мира, о ты, принимающий облик дня и ночи! Твое сияние освещает все небо. Придай нам силы! О могущественный наш покровитель! Освети путь для нас туда, где еще не успела ступить наша нога. О ты, чья утроба напоена ароматом, могущественнейший! Почитая всесилие твое, мы бросаем на твой пламенный язык мясо. Оближи его своим языковидным пламенем! Мы съедим облизанные тобой куски, и в наших телах возгорится беспредельное мужество, и побегут, перед нами враги наши, как бегут от тебя холод и мрак…»

Только горстка дравидов уцелела. Под предводительством царевны Чандры последние жители Киката медленно брели в великий город.

Одна из женщин бессильно опустилась на землю, обхватив колени руками. Она больше не могла идти и с отчаянием смотрела на своих соплеменников. Вскоре она останется одна на дороге. Еще некоторое время будет она слышать ободряющие звуки человеческих шагов. А потом ничего, совсем ничего, только молчаливое безлюдье леса, густая тьма ночи и страшные лесные хищники, волки, медведи… Женщина в ужасе закричала.

Но никто не обернулся на ее голос. Люди безмолвно продолжали идти. Надежда, одна надежда озаряла им путь. Вся душа их сжалась в комок, они были глухи ко всему. Они жаждали мести.

«В каждой капле крови белокожих заключен яд — вот причина всех несчастий. Их боги победили нашу страну, но и наш бог не бессилен. Почему-то он разгневался на нас, а раньше все враги наши трепетали, боясь его мощи», Так думали усталые дравиды.

Уже скоро великий город. Все труднее идти. Но усталая голодная толпа упрямо продвигается вперед, не думая ни о теле своем, ни о душе, ни о тех, кто останется на дороге. Живые отомстят за всех.

Наверное, женщина, оставленная в лесу, жалобно стонет, изнывая от жажды; белокожие поют свои победные песни; бывший правитель Киката моет ноги их старейшине… Отчаянье, гнев, жажда мести, жажда крови…

…Так началась борьба дравидов против арийских завоевателей.

Пролетел в заботах день. Томительно прошла ночь. Настало утро следующего дня. Но Вени все не возвращалась.

Манибандх в волнении расхаживал по своим покоям. Сегодня его не радовала красота переливающихся в солнечном свете нарядных колони огромного дворцового зала. Взгляд купца равнодушно скользил по фрескам, которыми были расписаны стены до самого потолка.

Вот прекрасная дева-змея купается в священных водах Карсаравини. Свой наряд и украшения она сложила на берегу, и только бедра ее закрывает легкая ткань. Могучий бог Ахирадж пленился нетронутой красотой девы-змеи и воскликнул: «Вот кто может подарить высшее в мире наслаждение!» Волосы Ахираджа спутаны, на могучие плечи накинуто шерстяное покрывало… Ах, Вени, Вени! Манибандх снова зашагал по пустому залу.

На другой фреске у Ахираджа маленькая бородка и волосы, завязанные причудливым высоким узлом. Желая овладеть девой-змеей, Ахирадж затянул небо черными тучами. Блеснула молния. Он протянул к деве руку… но схватил только воздух… Где же Вени? Что произошло той ночью на берегу Инда? Миновал день, еще одна ночь, а она по-прежнему таится в безвестности…

Ахирадж в поисках девы-змеи блуждает по лесам… Вот дева-змея безмятежно спит в реке. Ахирадж подкрался и схватил ее…

Проклятье! Манибандх в отчаянии заметался по залу, затем остановился у колонны и прислонился к ней лбом. Прошло немало времени, прежде чем он очнулся от раздумья…

Манибандх хлопнул в ладоши. В дверях показался Апап. На черном теле раба буграми вздулась иссеченная кожа. Купец поморщился. Как отвратителен этот негр… Даже раны его не вызывали в Манибандхе никакого сочувствия. Он отвернулся.

— Апап!

— Да, великий господин! — откликнулся негр с поклоном.

— Где Вени? — сурово спросил купец.

Апап ответил не сразу. Как угадать, чего хочет господин? Сказать что-нибудь наобум? А если ложь обнаружится? Покосившись на свое обезображенное тело, он тихо, но твердо сказал с покорным поклоном:

— Госпожа? Не знаю, где она, мой повелитель.

Манибандх, обернувшись, сверкнул своими огненными очами. Какая польза от рабов, которые ничего не знают?

— Ступай!

Жесткий голос словно ударил в уши раба. Со склоненной головой Апап вышел за дверь. Сегодня ему повезло, он остался невредимым. На этот раз господин поистине был милостив к нему. Вспомнив вчерашнее, негр задрожал всем телом.

Манибандх некоторое время о чем-то думал, потом снова хлопнул в ладоши. В дверях мгновенно возникла черная фигура.

— Вели приготовить колесницу.

— Как прикажет господин.

Апап бросился исполнять приказ. От быстрого бега рубцы на теле разошлись и выступила кровь, но он боялся медлить хоть мгновение.

Манибандх поднялся на пышно убранную колесницу. На голове его блестела диадема, придавая особенное величие его облику.

— Что прикажет великий господин? — спросил возничий.

— Поезжай, — безразлично сказал купец.

Возничий не посмел ни о чем расспрашивать и натянул поводья. Колесница покатилась в ту сторону, куда смотрели буйволы. Вдруг Манибандх встрепенулся и воскликнул:

— Куда ты едешь?

Возничий не знал, что ответить.

— Я слушаю вас, господин!

— Возничий, Тебя зовут Сайндхав?

— Да, великий господин.

— Ты сопровождал позавчера госпожу Вени?

— Нет, господин!

— Тогда кто же?

— Чатушпад.

— Когда он вернулся?

— В тот же вечер.

— Где он оставил госпожу?

— У поэта, господин.

Манибандх гневно приказал:

— Вези туда!

Буйволы быстро примчали его к домику поэта. Манибандх сошел с колесницы. Дверь была заперта, на стук никто не откликнулся.

— Поезжай на берег Инда! — приказал Манибандх.

Возничий испуганно смотрел на Манибандха. До сих пор ему удавалось избегать участия в делах господина.