Рангея Рагхав - Гибель великого города

Он проснулся. Испуганно вскрикнул:

— Нилуфар!

Она бесстыдно засмеялась. Посмотрела на луну. Потом на поэта, который снова погрузился в сон. Вздохнула и снова улеглась. Спать, спать! Нужно спать…

Луна клонилась к закату.

Великий город утратил прежнее спокойствие. После падения Киката, Пании и других северных стран толпы беженцев устремились к Мохенджо-Даро. Все больше и больше становилось здесь нищих. Голодными толпами бродили они по улицам. Жителей пугали их грязные, рваные одежды, искаженные от голода лица, изможденные тела. Немало среди них было таких, под чьим жалким обликом угадывались былая знатность и богатство. Еще вчера они были счастливы. А сейчас? Глядя на этих обездоленных людей, горожане содрогались от страха за свое будущее.

На улицах и рынках шли невеселые толки. Говорили, что купцы терпят огромные убытки. Издавна налаженная торговля с соседними странами прекратилась. Куда теперь направлять караваны с товарами? Арии ведь совсем дикие. А как торговать с дикарями?

Но простой народ думал о другом: как разбить орды белокожих дикарей. Горожане и помыслить не могли о том, что возможны какие-либо отношения с этими нечестивцами. Честные люди должны иметь дело лишь с честными. Можно ли доверять тем, кто ведет себя дерзко и нагло?!

Некоторые горожане посмеивались: арии — дикари, их ли бояться великому городу! Но большинство с ужасом думало о возможном нападении. Зловещие предчувствия томили душу. Сколько веков жизнь великого города шла размеренно и мирно, и вот теперь всему может наступить конец. Неужели древней стране грозит гибель? Мохенджо-Даро знаменит своими богатствами, но воинской славой похвалиться не может. Великий город давно стал центром торговли и развлечений, и разговоры о войне здесь считались недостойными.

В эти тревожные дай даже Вишваджит присмирел. Поэтому когда однажды он остановился посреди улицы и стал кричать, вокруг него сразу собралась толпа. Все ждали с любопытством, что же скажет старый Вишваджит. После того как в храме Ахираджа он бросил в лицо Амен-Ра дерзкие слова, горожане почувствовали в нем великую силу, которую никому не сломить. Напрасно высокочтимый Манибандх тогда взывал к горожанам. Никто из них не поднялся и не сказал ни слова против блаженного.

— Жители великого города! — кричал Вишваджит. — Погибель идет на вас, а вы погружены в сон неведения. Вся ваша гана, все ваши права разлетятся в прах. Вы струсили, и поделом вам! Вы думаете только о барышах. В вас ничего не осталось, кроме лжи. Глава ганы занимается только тем, что ставит печати на описях собственных богатств, словно престарелый царь, выживший из ума. — В толпе засмеялись. Старик выхватил из рук горожанки ребенка и поднял его вверх.

— Недалек тот день, когда северные дикари подденут на пики ваших младенцев!

Женщина бросилась к старику, отняла ребенка и скрылась в толпе.

— Вы могильные черви, — кричал старый Вишваджит, — низкие души! Вы называете себя носителями человечности, но вы людей превратили в рабов! Неужели вы думаете, что рабы будут защищать вас? Когда в них пробудится человеческое достоинство, они, как молния с неба, обрушатся на вас, и вы, жалкие пленники роскоши и разврата, сгинете, повесившись на собственных поясах!

Люди еще тесней окружили старика. Не так уж он безумен, этот Вишваджит! Он говорит правду!

— Думаете, за морем трепещут, услышав ими великого города? Скоро запылают в огне ваши дома, тяжелые копыта коней разрушат ваши улицы. Ваши женщины превратятся в рабынь и будут покорно встречать насильников. Вы будете стоять над трупами ваших сыновей. Тогда вы вспомните обо мне и спросите: «Вишваджит! Что же нам делать?» Так я отвечу вам сегодня: «Будьте готовы остановить бурю, идущую с севера!»

Горожане заволновались.

— Мудр тот, кто отыскивает дорогу до наступления ночи. А вы?.. Когда крестьянин засыпает, запряженные в телеги быки продолжают идти дальше. Глупцы, вы подобны этим быкам! Вам и невдомек, что, пока крестьянин спит, кто-то может повернуть телегу в другую сторону и она свалится где-нибудь в яму. Вам не дано знать этого, потому что ваше дело послушно тянуть чужую повозку с кладью! Идемте со мной! Идемте! Я покажу вам все ваше ничтожество. Я посмотрю, найдется ли смельчак, который возразил бы мне!..

Вишваджит протиснулся сквозь толпу и решительно зашагал по улице. Все двинулись за ним. К шествию присоединялись случайные прохожие, выбегавшие из домов любопытные жители, дети. Смуглые детские тела мелькали в толпе. Дети Мохенджо-Даро носили лишь набедренные повязки. Зато на шее и на руках у каждого непременно позвякивали амулеты — крохотные медные или серебряные таблички, исписанные заклинаниями… Без них ни одна мать не отпускала своего ребенка из дома. Женщины, заслышав шум и крики детей, изумленно выглядывали из окон. Они ничего не могли понять. Заслонив от солнца глаза ладонью, всматривались в процессию старики. Блаженный Вишваджит безумствует, это не удивительно, но почему за ним бегут горожане? Девушки рассматривали толпу издалека, однако потом, завидев знакомых юношей, не могли сдержать любопытства и присоединялись к шествию.

Стражники не решались рассеять толпу, — ведь во главе ее шел Вишваджит. К тому же никто не творил беззакония. Раньше стража без колебаний и даже с охотой разгоняла подобные сборища, но сегодняшнее шествие было особым. Ни к чему ввязываться в спор со старым Вишваджитом, у него сейчас вид грозного бога Ахираджа. И стражники шли вместе с толпой.

Время от времени старик кричал:

— Идите сюда! Выходите! Выходите из своих домов ослы! На улице веет свежий ветер, а вы задыхаетесь в духоте своих тесных жилищ… Идите сюда!

Мелкие торговцы поспешно закрывали свои лавки и с неодобрением глядели на диковинное шествие. Особое беспокойство испытывали в эти дни чужеземные купцы. Они переселились в известный всему миру город, но все еще не могли в нем освоиться. Постоянно наблюдали они здесь множество любопытных и странных явлений, причин которых никак не могли уразуметь. И сейчас в растерянности смотрели они на шумную толпу.

Главная улица постепенно суживалась. Началась толкотня и давка, закричали те, кто был стиснут толпой. Шум усиливался. Особенно плохо приходилось детям. А сзади напирали новые толпы горожан, желавших знать, куда идет народ.