Александр Антонов - Княгиня Ольга

— Вот я христианка и в новой вере обрела покой и радость. К тому и вас зову — повелеваю: идите ко Христу Спасителю. Детей своих обращайте в православную веру. Все вам во благо обернется. Я же помолюсь за вас, верных моих детей. И священника пришлю послужить вам.

Изборские были верны слову. Да и как не заплатить за милость — за пять лет без оброков — малым пустяком: не идолу лоб бить, а Христу Спасителю молиться. И опять же посадник Нил сказал:

— Шли нам, матушка княгиня, священника, а мы пойдем за тобой, как за Божьей матерью, в Христову веру.

Проведя ночь в своем родовом доме, Ольга уехала в Псков. Спешила, потому как жила уже не тем, чем жила Псковщина, а тем, что там, в Киеве, творилось.

Псков жил лучше, чем Изборск: шумно, размашисто. Торговали псковские купцы с югом и западом. По реке Великой куда не уплывешь! Многие горожане ремеслами занимались. Ладьи, кошевы, долбленки, сани на продажу отменные мастерили. И в Киеве псковских мастеров знали, потому как каждый раз по весенней воде они появлялись со своим товаром на Днепре под стольным градом. Дань горожане платили исправно; благодарили княгиню за то, что избавила от полюдья, от нашествия дружины, в коей много алчных варягов.

Горожане подарили княгине резные — расписные сани. Она же им свои оставила в подарок Да после трех дней пребывания в Пскове поспешила в Киев, отказавшись от побуждения побывать в Новгороде. А чтобы не обиделись новгородцы на нее, дескать, пренебрегла, отправила гонца с наказом:

— Передай посаднику Путяте, что за Киев тревога одолела, чтобы сам был готов прийти мне на помощь. И угров в город чтобы не пускал, кто бы они ни были.

Беспокойство княгини Ольги прирастало с каждым днем. Ежели Святослав не вернулся из похода, рассуждала она, то княгиня Ильдеко вольно творит свои злые деяния. И только Господу Богу ведомо, как далеко она зашла в них. Потому в начале декабря Ольга покинула Псковщину и с короткими передышками помчала в стольный град. И ко времени.

Ильдеко и впрямь чувствовала себя в княжеских теремах полновластной хозяйкой. Едва поезд Ольги скрылся за крепостными воротами, как молодая княгиня отправила гонца в Любеч и наказала ему собрать всех, кто пришел туда из Угорской земли, и велеть им идти в Киев. Тут ей, однако, не удалось привести ораву угров в город. Воевода Претич крепко запомнил наказ великой княгини не пускать угров в стольный град. Неудача не остановила Ильдеко. Она сама поехала в Любеч и собрала там своих земляков, дала им тайное поручение:

— Летите птицами на берега Дуная по городам и наказывайте всем торговым людям, всей вольнице идти на Русь во все города, там жить и ждать моего слова. И к князю Такшоне явитесь, ему скажите: пусть шлет в Белгород, Любеч, Чернигов и Искоростень верных людей, да больше воинов, но с товарами, как торговых. И кто ремеслами владеет — тоже пусть шлет. И жрецов и женщин — всем тут дело найдется. Пусть будут при них командиры и тайно оружие.

— Матушка княгиня, знать бы нам надо, ради чего все, — сказал сивобородый угр.

— Говорите всем на берегах Дуная — и уграм и болгарам, что настало время вернуть земли предков. Они жили здесь веками и занимали пространство на восход солнца до реки Атель и на юг до Хвалисского моря. Это и ваши земли, помните, купцы.

— Мы‑то знаем, — ответил молодой черноусый купец. — И ты, вельможная княгиня, жди нас, придем тьмою.

— И печенегов позовем, — добавил хмурый худощавый угр.

Отправив гонцов в родные края и возвращаясь в Киев, Ильдеко пустила слух, что дружина великого князя Святослава вышла из пределов Руси далеко в Черкасские горы и там на нее напали орды косогов и других племен и всех побили. Святослав же взят в рабство.

Этот слух погулял по Любечу, полетел в другие города и селения, достиг Киева. Он породил смуту. Язычники обвинили христиан в том, что они своими молитвами накликали беду на великого князя. Любчане первыми поднялись с разбоем против христиан, коих в Любече было не так — то уж много. Язычники выгнали их из города, разграбили, разорили жилища, растащили все материалы, кои успели верующие заготовить на новый храм.

В Киеве пока христиан не трогали, знали, что их защитит воевода Претич. Но Ильдеко искала повода расправиться прежде с самим Претичем и с единоверцами великой княгини, кои жили в княжеских теремах. Она надеялась, что и сам Святослав, ежели вернется, не обвинит ее в злом умысле. Она скажет ему, что радела за чистоту веры отцов.

Через несколько дней после возвращения из Любеча Ильдеко встретилась с верховным жрецом Богомилом. Пришла на Священный холм поздним вечером, предупредив заранее Богомила. Княгиню сопровождал лишь новый ее поклонник, варяжский воевода Стемид. Он появился в Киеве недавно, после того как князь Святослав ушел в поход. До того сидел в Белгороде по воле Свенельда, который и позвал его служить на Русь. Белокурый богатырь с голубыми холодными глазами, с крутым нравом пришелся Ильдеко по душе. Похоже, он заменил ей воеводу и боярина Карна. Ильдеко позволяла ему вольно приходить в княжеские терема и не раз оставалась с ним наедине.

Придворные бояре Ольги невзлюбили Стемида и боялись его. А ему доставляло удовольствие пугать их. В трапезной на половине княгини Ольги он доставал из ножен тяжелый меч и играл им, словно тростниковой палочкой. Казалось, что меч вот — вот сорвется с руки хозяина и поразит насмерть кого‑то из бояр, кои жались по углам трапезной. Варяжский воевода Стемид не тотчас уразумел, чего добивалась княгиня Ильдеко. А уразумев, одобрил ее стремление и во всем помогал. Он знал, что впереди у него опасная борьба. Но Стемид всегда любил опасные игры, это была его стихия. Всего за месяц пребывания в Киеве он сумел собрать вокруг себя больше сотни варягов, кои были недовольны уставами великой княгини, не позволяющими им вольничать на русской земле.

Теперь Ольга была далеко, а князь Святослав и того дальше. Да жив ли еще? Потому, счел Стемид, захватить Киев и укрепиться в нем не составит большого труда. Разве что воевода Претич возникнет помехой на пути. Так ему, Стемиду, ничего не стоит убрать Претича с того пути.

Верховный жрец Богомил встретил поздних пришельцев неласково. На княжеском дворе среди назареев, как он считал, у него не было близких людей и уж тем более таких, кого бы он согрел взглядом. К тому же Богомил еще ничего не знал о замыслах княгини Ильдеко.

— Какому богу ты молишься, чужеземка? — сурово спросил жрец, лишь только Ильдеко вошла в капище. Его черные жгучие глаза смотрели на княгиню с неприязнью. — Невестке княгини Ольги — отступницы нет места близ Перуна.