Эптон Синклер - Дельцы. Автомобильный король

— Ладно, Эбнер, — сказал он, — я возьму тебя на работу, и если ты сдержишь обещание — чего-нибудь добьешься.

— Вот спасибо, мистер Форд, вот спасибо! — Эбнер был на седьмом небе. Он уже давно решил про себя, что Генри Форд великий человек, и теперь был уверен в этом, а также в том, что им обоим обеспечена удача.

Директор провел его через набитую людьми мастерскую к мастеру, который уже надевал пальто, собираясь уходить.

— Форстер, это Эбнер Шатт, которого я знал, когда он был еще мальчишкой. Зачислите его, и пусть он покажет, на что годится. Как вы думаете, когда он может приступить к работе?

— Да хоть сейчас, мистер Форд, если хочет.

— Ну как, Эбнер?

— Я приду завтра, сэр. Мне ведь надо зайти на старую работу и взять расчет. Ничего, если я приду в половине девятого?

— Ладно, в половине девятого, — сказал мастер.

Эбнер поблагодарил с горячностью, которая растрогала бы их, если бы они не были так поглощены вопросами производства.

Итак, Эбнер Шатт сделался винтиком в машине, которая зародилась в мозгу Генри Форда и теперь претворялась в жизнь. В своей мастерской на Бэгли-стрит мистер Форд мог делать все, что хотел; но как только он появлялся среди людей и принимал участие в их начинаниях, он был обязан делать то, что ему говорили. И вот первый раз в жизни он стал во главе собственного предприятия; люди будут повиноваться ему, действовать согласно его воле.

Он будет думать не только за себя, но и за Эбнера, — и это как нельзя лучше устраивало Эбнера; его мыслительные способности были ограничены да и никогда не развивались. Если бы ему пришлось в этой битком набитой людьми мастерской самому себе искать работу, он был бы очень несчастлив. Но мастер точно показал Эбнеру, что надо делать, и тот был благодарен ему; теперь Эбнеру только приладиться, и работа пойдет, и чем меньше она будет меняться, тем лучше. Главный директор не ошибся, наняв этого двадцатичетырехлетнего баптиста.

Предприятие, где начал работать Эбнер, по существу, не было автомобильным заводом. Там не было станков для производства деталей; почти все производилось на стороне, по спецификации мистера Форда, и бывшая плотницкая была лишь сборочной мастерской. За первый год предполагалось собрать 1708 автомобилей, то есть по шесть автомобилей за рабочий день, цифра неслыханная в новой, автомобильной промышленности. Задачей главного директора было разделить эту работу на несколько частей с таким расчетом, чтобы каждая часть заполняла десятичасовой рабочий день при максимальной загрузке рабочего.

Партии колес с шинами прибывали на подводах, запряженных лошадьми. На Эбнере лежала обязанность ходить к складу, брать два колеса, подкатывать их к почти собранному автомобилю, насаживать на ось и завинчивать ключом гайки. Насаживать гайки надо было осторожно, чтобы не сорвать нарезку, и завинчивать туго, а то, того и гляди, какой-нибудь шофер свалится в канаву и станет проклинать "Фордовскую автомобильную компанию". Так как Эбнер не раз снимал колеса со своего велосипеда и снова надевал их, с этой работой он легко освоился. Однажды в припадке усердия он показал, как быстро может выполнить задание, и это стало нормой; если случалось, что он не выполнял ее, на него смотрели косо и делали ему замечания.

Когда Эбнер вполне овладел искусством насаживать колеса, ему показали, как надо прикреплять сигнальный рожок, помещавшийся на передке автомобиля, а также и фонарь, который был больше велосипедного и привинчивался к щитку. Нечто подобное Эбнер уже проделывал с велосипедом, и ему не доставляло это никаких хлопот. Наконец ему поручили носить и укладывать на место подушки, обтирать с них грязь и сообщать о всяких царапинах и недоделках. Таковы были обязанности, которые заполняли весь его день; но он не тужил, — он получал семнадцать с половиной центов в час — лучший заработок за все время его работы, и мистер Форд обещал, что если он будет хорошо работать, то получит повышение. Чего еще мог желать рабочий?

Исполненный надежд, Эбнер и голубоглазая Милли Крок, собравшись с духом, обвенчались в выбеленной церкви, а потом прокатились на пароходе, это был первый и последний праздник в их жизни. Они посмотрели Ниагарский водопад и снялись на фоне величественного пейзажа. Фотография заняла свое место в семейном альбоме, дабы внуки могли любоваться ею: оба торжественные и без улыбки, — Милли с буфами на рукавах и Эбнер в крахмальном воротничке, с пышным галстуком и с торчащими кончиками рыжих усов, тонко закрученных и крепко навощенных.

Не прошло и года, как доверчивая молодая чета пополнила население своего быстро растущего города. Это был мальчик, и они назвали его Джоном Крок, по отцу Милли. В общей сложности у них родилось шестеро детей, из которых четверо выжили — три мальчика и одна девочка; самого младшего назвали Томом, по имени отца Эбнера, и они звали его Томми, пока дедушка был жив.

В то время как Эбнер и Милли таким образом осуществляли свою мечту, мистер Форд был занят своей мечтой: сделать так, чтобы, когда маленькие Шатты подрастут, а также и маленькие Смиты, и Шульцы, и Слюпские, и Штейны, — они смогли бы по доступной цене купить миллионы маленьких колясок без лошади, и ехать в любое место, и достичь любого пункта на поверхности земного шара, за исключением нескольких горных вершин.

Движимый этой целью, мистер Форд беспрестанно сновал по бывшей плотницкой, в которой уже работало около трехсот рабочих. Он замечал, когда они мешали друг другу, и старался устранить помехи. Он осматривал материалы, проверял заказы, обсуждал возможности сбыта и составлял рекламы, взывающие к сознанию среднего американца, которое до тонкости было ему знакомо, потому что в течение сорока лет он сам был этим средним американцем. По его теории всякий, кто хотел преуспеть в делах, не должен был забывать о сознании среднего американца. Он полжизни проверял эту теорию на практике, прежде чем начал ее проповедовать.

В первый год своего существования "Фордовская автомобильная компания" выручила от продажи автомобилей полтора миллиона долларов; почти четвертая часть этой суммы оказалась прибылью. И с этих пор у Генри Форда всегда имелось достаточно денег для осуществления своих идей. Он берег свои деньги и использовал их для этой цели.

Первый автомобиль, известный как модель А, был продан за 850 долларов, и Генри намеревался снизить цену и в 1904 году продать еще больше автомобилей. Это вызвало отпор со стороны его компаньонов, которые придерживались старого взгляда на автомобиль, как на игрушку для богачей; они хотели поднять цену и выпускать более шикарные модели, чтобы продавцам было что расхваливать. Автомобили были подчинены моде, как дамские шляпки и платья. Фасон машин приходилось менять каждый год, так, чтобы богатые чувствовали, что они отстают от моды, и спешили бы приобрести новый автомобиль. Конструкторы пристраивали в задней части автомобиля так называемую "Tonneau" [бочка (фр.)], что-то вроде ящика с двумя добавочными сиденьями; один год они низко опускали его, на следующий — высоко поднимали; один год в него надо было входить сзади, а на следующий сбоку. В Париже они подхватили изысканное словечко "автомобиль", и теперь каждую зиму в Нью-Йорке устраивались автомобильные выставки, где торговцы автомобилями собирались стаями, приманивая покупателей.