Владислав Глинка - Судьба дворцового гренадера

— Вы, Александр Сергеевич, как-то в письме намекнули, что надеетесь через свойственника своего судьбу нашего друга сколько-нибудь облегчить, — сказала Варвара Семеновна.

Грибоедов поправил очки и, чуть пожав плечами, ответил:

— Добился я только того, что в письме государю от Паскевича, мной нынче привезенном, среди других дел есть и просьба смягчить участь бедного Александра. То есть мне сказано, что про то писано, но я ведь не знаю, какие выражения употреблены. Вез запечатанное и передал сегодня в царские руки. Просьба же в том заключается, чтобы перевесть его рядовым на Кавказ, где отвагой выслужится в офицеры, чем получит право на отставку или сложит голову под черкесскими пулями. Но выйдет ли согласие на такую меру, не знаю. Да и где лучше? Сейчас хоть с людьми просвещенными живет, которые его, конечно, уже полюбили, а там?.. Какой командир роты или фельдфебель попадется? Вот тезка знает, каково солдатам служить.

Старый Кузьма доложил, что чай подан, и все снова перешли в гостиную. Хозяйка налила и раздала чашки. Гренадер сел в сторонке, пил да слушал, что Грибоедов рассказывал про поход, про персидское войско, в котором немало русских солдат-дезертиров. Если примут мусульманство, их офицерами производят.

— А хочешь ли снова туда ехать? — спросил Жандр.

— В Тифлис — даже очень, — ответил Грибоедов. И вдруг улыбнулся так радостно, как еще не видывал Иванов. — Там, в Тифлисе, — продолжал он, — пора вам, друзья, признаться, я наконец-то сердце свое оставил около шестнадцатилетней девицы, истинного ангела красоты, ума, такта, скромности, доброты…

— Стойте! — перебила его Варвара Семеновна. — Мне ту весть вчерась из Москвы сорока в письме принесла, да верить не хотела, пока сам виновник не скажет. Ведь ее княжной Чавчавадзевой звать? Тогда с помолвкой не чаем поздравить? — Она дернула ручку сонетки, висевшей за диваном, и приказала вошедшему Кузьме: — Неси вино и бокалы, что в буфетной приготовлены.

— Зараз и со всеми наградами тебя поздравим, — сказал Жандр.

— Посланником еще рано поздравлять, хотя на то похоже, — сказал Александр Сергеевич. — Но тебя, братец, вполне можно как свежее превосходительство. Допрыгал-таки, Жандрик, до действительного статского! — Он повернулся к Иванову: — И тезку с новым местом поздравим. — Грибоедов проворно встал с кресла, подошел к хозяйке и поцеловал ее руку: — Только не знаю, с чем милую Варвару Семеновну поздравить.

— Меня с тем, что дорогого гостя принимаю, — ответила Миклашевич, — и что узнала достоверное про бедного нашего князя. Женское счастье истинное — в счастье ей дорогих и близких.

Когда чокнулись и выпили, Андрей Андреевич снова спросил:

— В Тифлис, стало быть, хочешь ехать? А хочешь ли дальше?

— О том рассуждать не приходится, — ответил Грибоедов. — Знаешь поговорку: назвался груздем — полезай в кузов. Взялся Персию изучать, язык ее постиг, десять лет назад туда впервой поехал, в жизнь ее вникнуть старался, — вот и отвечай за это… А народ тамошний куда еще бедней да темней русского и нас как чужаков и христиан весьма не любит. К тому же мы англичанам там поперек горла, которые золота не жалеют на подкуп двора и духовенства. Вот и тягайся с ними, насколько ума хватит. Написал я прожект по торговой части, чтобы английские товары нашими вытеснить, раз караванные пути от наших границ куда короче. Вот о чем нонче думаю, и не я один. Политика и коммерция — сестры-близнецы, что ты, Андрей, понимаешь не хуже меня, раз расчетами поставщиков с казной занят. А ежели посланником сделают, еще и выколачивание контрибуций, о которой вести царю привез, — дело для меня вовсе не простое… — Грибоедов помолчал, взглянул на часы, тикавшие в углу гостиной, и поднялся: — Ах, господа, хорошо с вами, но я нынче к кузине Паскевич и к Завадовскому быть обещался… Нет, нет, не бойся, Андрей, «почетным гражданином кулис» больше не стану. Не сердитесь, Варвара Семеновна, к вам еще приеду и торопиться не буду…

Еще раз Иванов увидел Александра Сергеевича недели через три, солнечным апрельским днем, стоя на парном посту перед золочеными дверями в Агатовую гостиную. Здесь ему впервой довелось наблюдать, как обер-церемониймейстер граф Потоцкий в расшитом золотом мундире и со списком в руке расставлял в Концертном зале два десятка военных и статских сановников, которым предстояло представиться царю.

Введя их из Большого бального зала, Потоцкий, негромко называя чины и фамилии, выстроил всех лицом к окнам в одну шеренгу. При этом в середине ее гренадер увидел Грибоедова, на этот раз в шитом серебром мундире, коротких белых штанах, чулках и туфлях. Проворно присев на корточки у фланга, обер-церемониймейстер проверил равнение и ушел в Агатовую гостиную.

Сначала в зале было совсем тихо, потом зашелестело легкое движение. Не трогаясь с мест, господа распустили животы, расслабили ноги, стали поправлять орденские ленты, головные уборы, которые держали под левой рукой, кто-то откашлялся.

Но вот двери плавно распахнулись, и в зал вступил Николай Павлович, сопровождаемый обер-церемониймейстером и дежурным генерал-адъютантом. Царь шел, заложив руки за спину, в белой конногвардейской форме, с голубой лентой через плечо, высокий, прямой, неторопливо ступая длинными ногами в поблескивающих ботфортах. Его твердая поступь одна раздавалась в зале — сопровождающие, казалось, шли беззвучно, так, точно попадали они в лад с царским шагом. Поравнявшись с первым из представлявшихся, Николай сделал к нему пол-оборота.

— Благодарю ваше императорское величество за новый знак лестного монаршего доверия… — начал старчески нетвердым голосом генерал в густо-черном завитом парике.

— Служи мне, как служил незабвенному брату, — не дав старику продолжать, сказал царь. — Учения твоего нового корпуса я видел осенью. Он несколько распущен. Подтяни. Я на тебя надеюсь. Особенно слаба десятая дивизия. Поезжай с богом…

Черный хохол поник в поклоне, а царь уже прошел дальше.

— Имею честь благодарствовать за всемилостивейшее пожалование чином действительного тайного советника, — раздался высокий голос с сильным немецким акцентом.

— Мне приятно награждать честность и трудолюбие, барон, — сказал царь, переступая к следующему.

— Имею честь откланяться вашему императорскому величеству по случаю отъезда к месту постоянного служения, — густым басом доложил толстяк в придворном мундире.

— Надеюсь, ты поправил здоровье на водах, — улыбнулся царь.

Так он шел, выслушивая фразу, которую говорил очередной сановник, чуть наклоняя голову на глубокие поклоны, роняя в ответ несколько слов, задавая порой один-два вопроса. Иногда, чуть замедлив шаг, Николай слегка поворачивался к Потоцкому, который, скользнув вперед, шептал что-то, верно подсказывая, к кому подходили. Некоторым царь улыбался, на большинство смотрел равнодушно, как бы наперед зная, что услышит и что ответит. Когда дошел до Грибоедова, то разжал наконец пальцы за спиной и сказал громче, чем говорил до этого: