Владимир Малик - Князь Кий

Рыбаки выбрасывали рыбу на песчаный берег, здесь же старшие делили ее на «дымы», а женщины и дети, собрав в кошели и мехи, несли домой.

Заметив вооруженных чужестранцев, селяне мгновенно утихли. Вперед выступили мужчины. В настороженных глазах затаился вопрос: кто вы — друзья или враги? С чем прибыли?

Но прежде чем Кий успел объяснить, кто они, из группы вышел почтенный седобородый дед в длинной полотняной рубашке, подпоясанный узким ремешком, протянул заскорузлые узловатые руки и воскликнул:

— Ба, ба, ба! Кий, ты? Каким путем? — Это был старейшина Межамир.

— Да, дядя, это я, — ответил Кий. — А со мной — брат Хорев и мой друг Ясень.

Старик обнял ребят.

— Рад я, рад, что навестили меня. А что случилось на Роси, что вы мчали без отдыха? Вижу, коней загнали напрочь — едва шевелят, бедные, боками. Или, случайно, не приключилась какая беда с моим братом, с Туром?

Кий отрицательно покачал головой:

— Нет, отец, благодаря богам, живой-здоровый.

— Тогда. — и прикрикнув на женщин и детей: — Берите рыбу — и киш отсюда!

Когда женщины и дети, забрав рыбу, пошли прочь, а мужчины сгрудились около старейшины, Кий сказал:

— Гунны объявились в наших краях, стрый. Давно не слышно было. Лишь акациры иногда налетали небольшими силами, чтобы ограбить нас. А это — гунны Ернака. Уличей разбили, мы со дня на день тоже ожидаем нападения.

— Вот как!

Старейшина поскреб негнущимися пальцами седой чуб. Селяне, пораженные неожиданным известием, стояли молча. Из собственного опыта или по рассказам старших знали, каким тяжелым, ненавистным было гуннское иго. Да и до сего времени гуннские племена еще были достаточно крепки и воинственны и чувствовали себя хозяевами степи между Дунаем и Доном. И только свирепые дрязги и размолвки между их вождями, наследниками Аттилы, не позволяли им объединиться и опять стать той страшной злой силой, которая еще совсем недавно подчиняла себе все близлежащие земли и племена.

Старейшина Межамир первый нарушил тишину:

— Что же князь Божедар? Он знает об этом?

— Князь три недели присмерти. Что он может посоветовать? — Кий махнул рукой.

— А старейшина Тур?

— Отец послал нас к тебе стрый. Чтобы ты помог призвать на помощь наших соседей — северян и древлян. Он думает, что лишь вместе, объединившись, мы сможем дать отпор Ернаку. Если же будем выступать поодиночке, то всем нам беда будет!..

Межамир долго смотрел на Кия, морща высокое чело. Был он, видно, не очень быстрый в мыслях и поступках, но глаза светились умом и любознательностью. В конечном итоге сказал:

— Тур рассуждает разумно. Да и кому же, как ни ему знать гуннов и их обычаи — пришлось хлебнуть беды из гуннской чаши во время походов Аттилы!.. Бесспорно, нам надо объединиться!.. Преимущество Ернака в том, что все его войско — в одной куче, в одной руке! Куда захочет, туда и повернет, когда захочет, тогда и ударит!.. А мы разрознены. Сидим по своим поселкам и весях, тянем — один в луг, второй, — за упряжку! Поляне — себе, древляне — себе, а северяне притаились за широким Днепром по своим лесам, как медведи в берлогах, и мысли не имеют, что им кто-то может угрожать.

— Тогда, может они откажутся нам помочь?

— Увидим. Пошлю лучших мужей к князю древлян Ходоту — что он скажет. И к северянскому князю Гордомыслу…

— Это надо сделать как можно быстрее, дядя, а то боюсь, как бы не было поздно, — заспешил Кий.

Сегодня и пошлю. А вот какой ответ будет и смогут ли князья прибыть, если проявят согласие, того я не ведаю. Будем надеяться еще они проявят рассудительность и выступят без задержки в поход. И прибудут ко мне раньше, чем Ернак нападет на полян.

— Сколько же это времени займет?

— Недель три или четыре.

— Недель три или четыре! Так много! — воскликнул смущенно Кий. — Но Ернак не будет ждать! Идет речь о неделе или две. Если за это время не нападет, то, по-видимому, он вообще оставит такое намерение или и не имел его совсем.

— Не горячись! — остудил запал юноши рассудительный дядя Межамир. — Намерений Ернака, судя по твоему рассказу, не знает никто. Дросто мы должны готовиться к наихудшему. А в таком деле трезвый ум — это в первую очередь! Запомни себе это!.. Вот тебе хочется, чтобы Ходота и Гордомысл прибыли с войском за неделю. Ты бы даже хотел, чтобы завтра!.. А подумал, как это сделать? Нет?… Мои гонцы будут добираться до них три, а то и четыре дня, да и неизвестно, дома ли князья, или в отъезде. Потом, пока соберется вече, пока лучшие мужья посоветуются. Конечно! Без этого нельзя… На это уйдет не менее недели, если не больше. А собрать рать? Припасы? Дойти пешком или доплыть на лодках к нам, а потом в Рось?… На все это надо немало времени… Нет, раньше как за месяц полянам помощи не дождаться!

— Жаль!

— Однако, если уже древляне и северяне придут, то, думаю, Ернаку не просто будет бороться с объединенными силами наших племен! Вот тогда нам нужна будет умная голова! У Божедара была когда-то, но с годами и разум, и сила прочь испарились!

— Испарились, — согласился Кий.

— Поэтому и нам стоило бы собрать вече старейшин да и решить, кого бы поставить князем или хотя бы воеводой над полянами!

Селяне с тревогой прислушивались к их разговору. Ни Кий, ни Межамир не скрывали от родовичей свои слова и мысли. Род единый, все крепко связаны кровными узами и всем укладом жизни. Горе роду — горе каждому родовичу отдельно! Поэтому надо знать, что им угрожает! Каждый муж-воин может и имеет право присутствовать на вече и сказать на нем свое слово.

Этот неожиданный разговор, бесспорно, не вече. Но то, о чем здесь говорилось, было такое важное, так близко задевало за живое, что каждый понимал его значение. Речь шла о свободе или рабстве, о жизни или смерти всего племени. Поэтому селяне-родовичи, выслушав и Кия, и Межамира зашумели:

— Послать послов к древлянам и северянам!

— Я согласен поехать!

— И я!

— И я!

— Собрать вече старейшин! Избрать князя!

— Воеводу!

— Надо крепко подумать — кого!

Общий гомон, тревожные возгласы, взволнованные слова. Люди забыли о рыбе, о снастях, о лодках, о жгучем солнце, которое пекло их неприкрытые головы. Каждый предлагал то, что, по его мнению, нужно было бы сделать, чтобы отвернуть от полянских родов нежданную, неожиданную угрозу.

В конце концов Межамир поднял руку:

— Достаточно! Наговорились!.. Ребята с дороги — подкрепиться пора! А тогда уже и будем решать.

Толпа вмиг рассыпалась. Межамир обнял Кия за плечи и пошел с ним впереди.

Хата старейшины, старая, но просторная и, видно, теплая, построена из смолистых сосновых бревен и покрыта толстым слоем камыша, стояла там, где Глубочица впадает в Почайну, посреди широкого дворика, огражденного высоким густым плетнем. Во дворе — укрытия для скота, овощехранилище, зернохранилище, стог сена. Около колодца с рубленным срубом — большой обросший зеленым мхом желоб с водой, чтобы поить коней и скот. Над колодцем — журавль. За хатой — полого спускается в Почайну и Глубочицу засаженый репой, капустой, луком, чесноком и хмелем огород. А там дальше, внизу, над реками, протянулось пастбище с калиной, ивами и ольхой. На Почайне — стаи гусей и уток. Старик провел ребят за хату, где под ветвистой грушей стоял довольно большой стол на закопанных в землю столбиках. Около стола хозяйничали женщины — ставили глиняные тарелки с едой и деревянные жбаны с холодным взваром [27] Ухой. и сытом, порезанный на ломти хлеб.