Александр Сегень - Ричард Львиное Сердце: Поющий король

— Вашему величеству угодно потешаться, — сказал Жан де Жизор. — В таком случае нам, быть может, следует прекратить наш разговор?

— Нет, не следует, — возразил Ричард. — Простите, если мой тон показался вам игривым. Это от кармельского вина. Итак, насколько я понимаю, султан хочет мира, необходимого ему для подготовки своих подданных к принятию христианства. Так?

— Да, так, — отвечал Аладиль. — И для такой подготовки нужен один, может, два года.

— Вы, как христианский монарх, должны понимать всю важность происходящего, и потому вам следует оставить затею со взятием Иерусалима, возвратить полки в Яффу и ждать заключения твердого мира с султаном. Это к тому же позволит вам скорее вернуться в Англию, где вашей короне грозит опасность, — заявил Жан де Жизор голосом, не терпящим возражений. — Султан Салах-ад-Дин просил передать вам, что условия этого перемирия на сей раз будут для вас как никогда благоприятны.

Ричард задумался. Какую игру затеял с ним Жан де Жизор? Может, выгнать обоих вон и завтра же, воспользовавшись ослаблением болезни, выступать на Иерусалим?

А если Жан де Жизор только на это и рассчитывает, на то, что Ричард поступит прямо противоположно его советам?

Глаза сенешаля, как две черные ублиетки, с насмешкой смотрели на короля Англии. Ричард не выдержал, отвел взгляд.

— Я бы не поверил вашим словам о решимости великого султана Альб-аль-Нимра принять христианство, — сказал он. — Но несколько дней тому назад я выехал на один из высоких холмов в окрестностях Бетнубы, желая увидеть очертания Иерусалима, и мне явилось знамение в виде пылающего креста, встающего с востока. А сегодня утром я получил еще одно знамение, удостоверяющее меня свыше о том, что мне нужно заключить мир с Салах-ад-Дином и возвращаться в родные края. Передайте великому султану, что я — согласен повернуть полки назад и вести их в Яффу.

Когда Жан де Жизор и Аладиль Сафаиддин удалились, Ричард поведал о разговоре коннетаблю Роберу, взяв с него клятву никому больше не рассказывать. Робер воспринял все с величайшим недоверием.

— Обман! Неслыханный обман! — возмущался он. — Жан де Жизор, как вы знаете, родился в один и тот же день, что ваш покойный отец. В тот же самый день угораздило появиться на свет и меня, грешного. Мало того, я с раннего детства знаю Жана, поскольку мы были соседями. Теперь он сенешаль, а я коннетабль ордена Храма, и я должен почитать его как старшего по званию… Но убей меня Бог, если, положа руку на Священное Писание, я поклянусь, что можно хотя бы на ноготь мизинца доверять Жану де Жизору.

— Ты знаешь, эн Робер, как я ненавижу это перепончатокрылое, — сказал Ричард.

— И вот что я вам еще давно хотел сказать, эн Ришар, — продолжал верный храмовник. — Я много думал, зачем нам троим нужно было родиться в один и тот же день. И мне пришло в голову странное размышление. В вашем покойном отце, не обессудьте за дерзкое суждение, равномерно сочеталось и дурное и хорошее. А мы с Жаном — как бы две противоположные сущности, сошедшиеся в покойном короле Анри Плантажене. Жан — сущность черная; злость, завистливость, разврат, подлость, предательство — все плохое, все скверное сошлось в нем. А во мне нет ни злости, ни зависти к людям. Я готов всю жизнь сражаться с врагами Христа, но и их мне жалко. Я чураюсь всякого разврата, предательства и подлости. Согласитесь, что я добрый человек, эн Ришар.

— Ты — светлый человек, Медвежье Сердце! — обнял друга король Англии. — А во мне, как в моем покойном отце, должно быть, сходятся две сущности.

— Нет, эн Ришар, — возразил тамплиер. — Меня в вас во много раз больше, чем Жана де Жизора.

— Спасибо, дружище.

— Не слушайте их, ваше величество, идите на Иерусалим. Ведь вы уже поступали в отношении Саладина коварно. Поступите еще раз. Нарушьте свое обещание, и мы будем встречать осень при Гробе Господнем.

— Нет, милый Робер, — покачал головой Ричард. — Я не верю Жану де Жизору, но верю брату Саладина, я верю, что Саладина могла посетить Христова благодать. Попробуем однажды поверить мусульманам! К тому же… Ты помнишь голубку, которую я видел сегодня утром?

— Но я ее не видел, государь.

— Но я ее видел, тамплиер.

Четвертого июля войска крестоносцев оставили лагерь в Бетнубе, из которого при ясной погоде можно было увидеть очертания Иерусалима, и двинулись назад, в Яффу. Крестоносцы, уставшие ждать нового Арзуфа, разбегались кто куда. Французские полки, возглавляемые де Дрё, де Баром и де Бриенном, двинулись через Саронскую долину в Тир, куда, по слухам, опять возвратился герцог Гуго де Бургонь с большим пополнением. За ними последовали и итальянцы.

Ричард же чем ближе была Яффа, тем лучше чувствовал себя. Его уже не знобило, не лихорадило, а прыщи исчезли с кадыка, подобно крестоносцам с гор Иудейских. Он встретился с Беренгарией в замке Мерль и жадно припал к ее устам, благоухающим тонтурскими арбузами. И она сказала нежно:

— Мой Иерусалим возвратился ко мне.

— Я снова весь в ржавчине, Беранжера, — сказал Ричард.

— Я знаю. Это потому, что ты не захотел, чтобы я была рядом, сердце мое.

— Нет, Беранжера, нет! Я и сейчас не хочу, чтобы ты видела меня в моей немощи. Я прошу тебя как можно скорее отплыть на Кипр. Моя ржавчина проходит, и когда я не буду столь отвратителен, я, заключив мир с Саладином, приплыву к тебе. Наш добрый Робер отвезет тебя туда, к нам, в Базилею Кефалию. Это будет наша последняя разлука.

Королева долго не соглашалась, но, видя, как муж страдает от того, что ему приходится являться пред нею в столь плачевном состоянии, наконец сдалась его уговорам. Она сопроводила его до Сен-Жан-д’Акра, куда съезжались все вожди крестового похода для совместного обсуждения дальнейших действий, и оттуда уплыла на Кипр под защитой коннетабля Робера де Шомона.

Самочувствие Ричарда с каждым днем улучшалось. То ли лекарство, предписанное Лутрофорией, оказалось и впрямь правильно составлено, то ли Саладин действительно собирался перейти в Христову веру, и это было наградой Ричарду от самого Спасителя, а может — и то и другое вместе действовало во благо короля Англии. Он даже начал жалеть, что отпустил от себя Беренгарию. Но не возвращать же ее обратно, если скоро самому плыть на Кипр.

Тем временем от Саладина не поступало никаких вестей, сенешаль Жан де Жизор куда-то запропал, а в Тире внезапно скончался герцог Бургундский. Естественно, поползли слухи о том, что его убили ассасины и что убийцы были наняты Ричардом Львиное Сердце, который поклялся прикончить Гуго де Бургоня, если тот осмелится вновь появиться в Святой Земле. Между англичанами и французами нарастало ожесточение, грозившее тем, что война, пылающая ныне на берегах Сены, Сарты и Луары, может загореться и здесь, в Леванте.