Кен Фоллетт - Столпы Земли

— Лучше бы ты тогда прыгнула вниз.

Резко развернувшись, он пошел прочь.

«Я потеряла его навсегда», — подумала Алина. Сердце ее готово было разорваться от боли.

Свидетелей тайной вылазки Джека из монастыря в праздник урожая было много. Само по себе деяние это преступлением не являлось, но, поскольку юноша уже не раз был замечен в подобных шалостях, а на этот раз еще и позволил себе заговорить с незамужней женщиной, это было расценено как серьезный проступок. Поведение его осуждалось на следующий день на собрании капитула, где было решено запретить Джеку выходить на улицу, а из здания в здание он мог переходить только в сопровождении старших.

Джек на это никак не отреагировал. Он был настолько подавлен словами Алины, что все остальное перестало для него существовать. И пусть его даже высекут — это ничего не изменит, решил он.

Ни о каком строительстве собора теперь не могло быть речи; да и, сказать по правде, с тех пор как Альфред взял все в свои руки, никакой радости от работы Джек не испытывал. Свободное время он проводил за чтением, делая поразительные успехи в латыни, и мог справляться с любыми текстами; а поскольку все полагали, что читает он только для того, чтобы совершенствовать язык, и ни для чего другого, ему было позволено пользоваться любыми книгами.

И хотя библиотека была совсем небольшая, в ней имелось несколько работ по философии и математике, и Джек с энтузиазмом погрузился в них.

Многое из того, что он читал, оставляло у него чувство разочарования: целые страницы с генеалогическими таблицами, скучные описания всевозможных чудес, творимых давно почившими святыми, бесконечные теологические премудрости… Первой книгой, которая по-настоящему запала Джеку в душу, стала «Всемирная история». Здесь было все: от сотворения мира до основания монастыря в Кингсбридже, — и, закрыв ее, он почувствовал, что теперь знает обо всем на свете. Через некоторое время ему стало ясно, что всего в одной книге не опишешь: в конце концов, жизнь не ограничивалась только Кингсбриджем и Англией, были еще Нормандия и Анжу, Париж и Рим, Эфиопия и Иерусалим, так что автор о многом умолчал. И тем не менее ощущение, которое испытал Джек, было ни с чем не сравнимо. Прошлое предстало перед ним удивительной чередой событий, а мир казался не безграничной тайной, а доступной для понимания стройной системой.

Но еще более увлекательными были всевозможные загадки. Один философ задавал вопрос: почему даже слабый человек мог сдвинуть тяжелый камень с помощью рычага? До сих пор Джек считал это вполне естественным, но сейчас эта загадка не давала ему покоя. Он вспомнил, как когда-то на каменоломнях люди ворочали огромные глыбы: если камень не удавалось сдвинуть с помощью короткого лома, обычно применяли длинный. Почему один и тот же человек мог передвигать тяжесть с помощью длинного рычага и не мог, когда рычаг был короткий? Из этого вопроса рождались все новые и новые. Строители собора поднимали на крышу камни и бревна огромным воротом. Грузы были настолько тяжелыми, что голыми руками их никто никогда бы с места не сдвинул. А с помощью колеса, на которое наматывался канат, они легко доставлялись наверх. Вот задачка! Все эти размышления на какое-то время снимали душевную боль, но мысли его вновь и вновь возвращались к Алине. Даже стоя за аналоем с раскрытой книгой, он вспоминал то утро на старой мельнице, когда впервые поцеловал ее. Каждое мгновение того поцелуя, от первого легкого прикосновения губ до пронизавшей его дрожи, когда он поймал ее трепещущий язычок, жило в памяти. Они прижались друг к другу так крепко, что Джек почувствовал под одеждой очертания ее груди и бедер. Ощущения от этих воспоминаний были настолько сильными, что ему казалось, он вновь наяву переживает эти мгновения.

Почему она так изменилась? Джек все еще верил, что настоящим был тот их поцелуй, а ее недавняя холодность — лишь маской. Ведь он, казалось, хорошо знал Алину: такую нежную, чувственную, романтичную, страстную, впечатлительную. Она могла быть и беспечной, и высокомерной, временами непреклонной, но никогда не была холодной, жесткой и бессердечной. Не в ее характере решиться на замужество без любви, только из-за денег. Джек знал: это не принесло бы ей счастья, она бы всю жизнь жалела об этом. И Алина сердцем наверняка чувствовала то же самое.

Однажды, когда Джек сидел в конторке, один из служек монастыря, прибиравшийся в комнате, прервав свое занятие и облокотившись о щетку, сказал ему:

— Кажется, в вашей семье грядут большие торжества.

Джек оторвался от карты мира, изображенной на большом листе пергамента, и взглянул на старика. «Он, наверное, принял меня за кого-то другого», — подумал Джек.

— Ты о чем, Джозеф?

— А ты разве не знаешь? Твой брат женится.

— У меня нет братьев, — не раздумывая ответил Джек и тут же почувствовал, как холодом обдало сердце.

— Ну не родной, так сводный, — сказал Джозеф.

— Нет, я об этом ничего не знаю. — Надо было о чем-нибудь спросить старика. Он стиснул зубы и процедил: — И на ком же он женится?

— На той самой Алине.

Так, значит, она все-таки решилась. В глубине души у Джека теплилась надежда, что она изменит свое решение. Он отвернулся, чтобы Джозеф не увидел отчаяния на его лице.

— Ну-ну, — по возможности безразлично буркнул Джек.

— Да, на той самой, которая когда-то была всемогущей, а теперь осталась ни с чем.

— Когда, ты говоришь, это будет?

— Завтра. Обряд пройдет в новой церкви, которую построил Альфред.

Завтра!

Алина станет женой Альфреда завтра. До последнего Джек не хотел верить в это. И вот реальность обрушилась на него, как удар грома. Завтра Алина выходит замуж. Завтра его жизни наступит конец.

Он взглянул на карту, разложенную перед ним на аналое. Какая разница, где находится центр мира — в Иерусалиме или в Уоллингфорде? Что, он будет более счастлив, если узнает, как работают рычаги? Недавно он сказал Алине, что лучше бы она прыгнула вниз со стены и разбилась, чем стала женой Альфреда. А если бы ему кто-нибудь сказал то же самое, как поступил бы он?

Он ненавидел монастырь. Уйти в монахи — что может быть глупее. Зачем ему жизнь, если Алина выйдет замуж за другого и если он не может больше работать на строительстве собора?

Хуже всего было то, что он понимал, какой несчастной она будет с Альфредом. И не только потому, что ненавидел сводного брата. Многие девушки были бы довольны таким мужем. Эдит, например. Когда Джек рассказывал ей однажды, как он любит работать с камнем, она вовсю хохотала. Ей-то от Альфреда многого не требовалось: она бы только и делала, что ублажала его и слушалась покорно, до тех пор пока бы тот процветал и любил их детей.