Кен Фоллетт - Столпы Земли

Кто-то из толпы зевак плюнул в него. Народу на площади собралось видимо-невидимо: многие были счастливы увидеть конец ненавистного Уильяма; те же, кто не таил на него зла, пришли просто из любопытства — не каждый же день вешают бывших шерифов. Обвинялся он в соучастии в самом громком убийстве, которое когда-либо совершалось на памяти людей.

Алина не ожидала, что смерть архиепископа Томаса вызовет такую волну возмущения и гнева. Весть о страшном злодеянии, подобно огненному смерчу, прошла по всему христианскому миру, от Дублина до Иерусалима и от Толедо до Осло. Папа объявил всеобщий траур. Вся континентальная половина империи короля Генриха была отлучена от Церкви, что означало закрытие всех церквей и запрещение проводить службу. В Англии люди теперь совершали паломничество в Кентербери, который стал такой же святыней, как Сантьяго-де-Компостелла. Здесь постоянно происходили чудеса. Вода, смешанная с кровью мученика, обрывки его мантии, которая была на нем в день убийства, исцеляли не только тех, кто приходил поклониться праху Томаса в Кентербери, но и оказывали свое чудотворное действие по всей стране.

Люди Уильяма хотели выкрасть тело архиепископа из собора, но монахов кто-то предупредил, и они спрятали его; а сейчас мощи его накрыли каменным куполом, и паломникам приходилось просовывать голову в специально оставленное отверстие, чтобы прикоснуться губами к мраморному гробу.

Это было последнее преступление Уильяма. После убийства Томаса он поспешил укрыться в Ширинге, но Томми арестовал его, обвинил в богохульстве, а суд епископа Филипа признал его виновным. Обычно никто до того не смел выносить приговор шерифу, поскольку тот был на службе Его Величества; но на этот раз даже король не решился защищать убийцу Бекета.

Уильяма ждал страшный конец.

Глаза его были полны ужаса, из раскрытого рта текли слюни, он что-то мычал себе под нос, а спереди на его тунике было мокрое пятно: от страха он обмочился.

Алина следила, как ее заклятый враг, пошатываясь, идет к виселице. Она вдруг вспомнила того молодого заносчивого и безжалостного парня, который взял ее силой тридцать пять лет тому назад. Трудно было поверить, что он превратился в стонущее, потерявшее человеческий облик существо, которое стояло сейчас перед ней. Чем ближе Уильям подходил к виселице, тем яростнее он сопротивлялся, изрыгая нечеловеческие крики. Стражники тащили его на веревке, точно свинью на бойню.

Но жалости в сердце Алины не было: она чувствовала только небывалое облегчение. Больше Уильям никому не причинит зла. Его подняли на повозку, запряженную быками. Он из последних сил отбивался и кричал, словно затравленный зверь — раскрасневшийся, обезумевший от страха, мерзкий и отвратительный. Лишь вчетвером стражникам удавалось удерживать его, пока пятый надевал ему на шею петлю. Уильям вырывался так отчаянно, что она затянулась до того, как он повис, лишив его возможности дышать. Стража отступила. Уильям корчился, харкал слюной, лицо посинело. Алина, потрясенная, смотрела на его муки, и даже она, ненавидевшая Уильяма как никто другой, не желала ему такой смерти.

Криков его уже не было слышно, он задыхался. А толпа стояла, затаив дыхание. Даже мальчишки попритихли от жуткого зрелища.

Кто-то стегнул быков по бокам, и животные медленно пошли. Уильям повис на веревке, но шея не хрустнула — он медленно задыхался. Глаза были открыты. Алина почувствовала на себе его взгляд. Эта гримаса на лице корчившегося в муках человека была ей знакома: точно так же он смотрел на нее, когда насиловал, — за мгновение до того, как все было кончено. Воспоминание об этом пронзило ее, словно острым кинжалом, но она не отвернула взора.

Агония продолжалась уже довольно долго, но никто не тронулся с места. Лицо Уильяма стало совсем синим. Тело содрогнулось в предсмертных судорогах. Наконец глаза закатились, веки опустились, он замер, язык, почерневший и разбухший, повис изо рта.

Уильям был мертв.

Алина почувствовала себя опустошенной. Он изменил всю ее жизнь, когда-то она сказала бы — разрушил, и вот теперь его не стало и не надо больше бояться.

Толпа начала расходиться. Мальчишки, весело смеясь, пытались изобразить предсмертные судороги казненного, старательно высовывая языки и закатывая глаза. Один из стражников взобрался на эшафот и перерезал веревку, на которой висел Уильям.

Алина встретилась глазами с сыном. Он, казалось, был очень удивлен, увидев ее, но тут же подбежал и, склонившись, поцеловал в щеку. Мой сын, подумала она, мой взрослый сын. Сын Джека. Ей вдруг вспомнилось, как она испугалась когда-то, что может родить от Уильяма. Да, была все-таки какая-то высшая справедливость в том, что этого не случилось.

— Я думал, ты не захочешь прийти сюда, — сказал Томми.

— Я должна была увидеть его мертвым.

Он удивленно смотрел на мать, явно чего-то не понимая. И слава Богу, подумала Алина. Лучше будет, если ему не придется в жизни понимать таких вещей.

Томми положил свою руку ей на плечи, и они вместе пошли с площади.

Алина ни разу не оглянулась.

Однажды жарким днем, в самый разгар лета, Джек обедал вместе с Алиной и Салли в прохладе северного поперечного нефа, в одной из галерей. В алтаре шла служба, и негромкое пение монахов звучало как приглушенный шум далекого водопада. На обед у них были холодные отбивные из молодого барашка со свежим хлебом; в каменном кувшине пенилось золотистое пиво. Все утро Джек вычерчивал план нового алтаря, к строительству которого собирался приступить на будущий год. Салли сейчас внимательно рассматривала чертеж, откусывая своими красивыми белыми зубками нежное мясо. Джек знал, что вот-вот она начнет делать свои замечания. Он взглянул на Алину. Та тоже поняла по выражению лица дочери, что сейчас последует. Родители переглянулись и заулыбались.

— Зачем тебе понадобилось делать восточную часть закругленной? — сказала Салли.

— Так было задумано еще в Сен-Дени.

— А что это дает? Смотри, какие маленькие окна получились из-за этого.

— Маленькие?! — Джек сделал вид, что возмущен. — Да они же огромны! Когда я впервые использовал такие окна в этом соборе, люди испугались, что здание не выдержит и рухнет.

— Если бы алтарь был четырехугольным и восточная стена — плоской, ты мог бы сделать окна намного больше!

А ведь она, пожалуй, права, подумал Джек.

— Представляешь, как солнце будет светить через них? — сказала Салли.

Джек мог себе это представить.

— Можно сделать целый ряд сводчатых окон, — начал фантазировать Джек.

— Или одно большое округлое окно, похожее на розу, — подхватила Салли.

Мысль была захватывающая. Человеку, стоящему в нефе и смотрящему перед собой в другой конец собора, круглое окно будет казаться похожим на огромное солнце, разбрасывающее во все стороны разноцветные блики. Джек, словно наяву, увидел эту потрясающую картину.