Владимир Владимиров - Повесть о школяре Иве

Вот уже прошло шесть дней, как Ив покинул свою родную деревню, и всю дорогу в мечтах своих он рисовал себе этот великолепный город, «ни с каким иным не сравнимый», «город науки» и его будущего счастья.

Так шли они друг за дружкой, не останавливаясь, торопясь выйти из леса. Зелень закрывала свет, не давала прохлады: день был очень жаркий. Голова кружилась от духоты и дурманящего запаха увядающих трав. Болтавший вначале Госелен умолк. Слышался шелест раздвигаемых ими веток, сухой хруст под ногами и однообразный звон ручья.

Прошло много времени, наконец над головами путников стали то и дело появляться ярко–синие просветы. Лес поредел, и вскоре ручей вывел их на светлую и широкую поляну, всю усеянную цветами белых ромашек и лиловых колокольчиков. На верхушках деревьев искрились красновато–золотистые отсветы солнца — день шел к концу. На краю поляны, окруженной яркой зеленью диких яблонь, уродливым скелетом огромного чудища, растянувшего в стороны исковерканные лапы, торчало обожженное молнией дерево.

— Отдохнем? — предложил Госелен. — Время еще не такое позднее, — кивнул он на небо. — А кстати и подкрепимся. Смотри сколько!

Он бросился к кустам, обильно покрытым крупными черными, с сизым налетом ягодами. Сняв свои мешки и набрав полную шляпу ежевики, друзья уселись и начали угощаться сладким и смолистым соком.

От высокой травы, от цветов тянуло душистой свежестью. Где‑то неподалеку ворковала горлица.

Поев ягод, Ив лег на траву. По стебельку травки ползла вверх божья коровка, срывалась и снова ползла. Добравшись до верхушки стебелька, она сидела не двигаясь. Ив загадал: если полетит — удача. Божья коровка раскрыла коробочку спинки, выпростала из нее прозрачные крылышки и улетела, мигом растаяв в синеве неба. Словно отвечая на мысли Ива, Госелен сказал:

— Спасибо колдунье — все идет как нельзя лучше. Это она послала нам поляну с ежевикой. Теперь для полной удачи она должна послать нам…

Он не договорил и вскочил на ноги. Ив приподнялся.

— Слышишь? — тихо спросил Госелен.

— Слышу.

— Это рог.

— Это рог.

— Далеко.

— Далеко.

Они стали напряженно прислушиваться. Им казалось, что звук рога доносится то с одной стороны, то с другой, то приближаясь, то удаляясь. Прошло немного времени, и они услыхали совсем близко легкий бег, треск, шуршание. С дальнего от них дуба вспорхнула горлица и взвилась в высоту. Из зарослей вокруг дуба выскочил на поляну стройный олень с ветвистой короной рогов. Он остановился, испуганно озираясь, тяжело поводил боками и раздувал ноздри. Ноги его дрожали. Иву стало жаль этого загнанного охотниками животного. Видно было, что олень пронесся по лесу не одно лье. Но стоял он только одно мгновение и, оглянув поляну, пересек ее и снова ринулся в лес, спасаясь от погони.

Тотчас в той же стороне послышался тяжелый топот, хруст, бряцание. Подминая под себя кусты, на поляну выбежал огромный вороной конь с лохматыми ногами и длинной гривой. Слышно было, как он тяжело и часто сопит.

На коне сидел рыцарь. Под коричневым дорожным плащом с капюшоном виднелись переплетенные кожаными ремнями широкие ножны короткого меча и рог на металлической цепи. Красные штаны туго облегали мускулистые ноги в зеленых полусапожках с длинными шпорами. С одной стороны седла был прикреплен лук, с другой — колчан со стрелами. Сдерживаемый сильной рукой, конь уперся передними ногами в землю, мотал головой, гремел удилами, разбрасывал клоки белой пены и тянулся к ручью. Всадник отпустил повод и позволил коню жадно припасть к воде.

Ив успел разглядеть, что рыцарь молод, высокого роста, широкоплеч, с сильно загорелым лицом, небольшой бородой и усами. На непокрытой голове поблескивал металлический обруч, сдерживающий длинные темные волосы.

Черный скелет обожженного молнией дерева кривлялся, словно хохотал за его спиной.

Заметив людей, рыцарь крикнул им:

— Оэ! Куда побежал олень?

Госелен сорвал с головы шапочку и поднял руку, готовый ответить, но Ив схватил эту руку и, пригнув ее, крикнул рыцарю:

— Вон туда, сир!

И указал в сторону, противоположную той, куда скрылся олень.

Через мгновение вздернутая рыцарем морда коня взметнулась вверх, он встал на дыбы, повернулся на задних ногах и, сделав прыжок, перемахнул через ручей, пронесся по поляне мимо отскочивших в испуге Ива и Госелена и, растоптав кусты ежевики, умчался в лес.

— Зачем ты это сделал? — с досадою сказал Госелен.

— Мне жаль оленя.

— А рыцаря? Ведь он теперь…

— Погляди‑ка, — перебил его Ив, показывая по направлению к сожженному дереву.

Госелен увидел на ветке дикой яблони, где стоял рыцарь, обрывок его плаща.

— Зацепился, когда крутнул коня, — сказал он. — Надевай мешок, и пойдем скорей!

Они перешли поляну. У ручья стали на колени и напились воды, черпая ее сложенными ладонями. Потом Госелен перепрыгнул через ручей и, сняв с ветки обрывок плаща, сунул его в свой мешок.

— Пригодится на что‑нибудь, — сказал он, возвращаясь. — Пойдем скорей!

И они снова зашагали вдоль ручья.

Шли долго и на этот раз молча. Ветви деревьев опять сомкнулись над их головами и закрыли свет.

Усталость, голод и боязнь остаться на ночь в лесу не располагали к разговорам. Обоим хотелось одного — как можно скорей выбраться из этого тесного, гнетущего сумрака.

И вот снова где‑то далеко впереди зазвучал рог. Но звук его не был похож на звук рога рыцаря–охотника Он не был таким резким и высоким и не бросался, как тот, из стороны в сторону, а спокойно звучал и, прерываясь, снова звучал все в той же стороне. Потом к этому звуку стали примешиваться другие — ржание лошади, лай собаки. Вместе с приближением этих звуков редел лес, появлялись над головой клочки неба. И наконец, не без участия благодетельной колдуньи, кусты быстро расступились, а деревья подняли свои ветви и раскрыли над головами путников небо и в нем облака, розовеющие отсветами угасавшего дня. Ручей умолк, затерявшись в высокой траве. Перед Ивом и Госеленом оказалась опушка леса. Они бегом бросились к ней.

Первое, что они увидели, была ветхая, древняя часовня, вросшая в землю своими округлыми стенами из дикого камня с широкой шапкой конусообразной черепичной крыши и на ней — покосившейся звонницей с низким каменным крестом. Часовня стояла на перекрестке дорог. Одна из них круто поворачивала за край леса. Глядя на часовню, Ив вспомнил свою деревенскую церковь. Но та была больше и с высоким шпилем, украшенным железным петухом–флюгером. Священник, учитель Ива, говорил, указывая на петуха: «Провозвестник дня, будящий сонных». И не совсем вразумительно объяснял, что петухов ставят на шпили церквей как знак призыва к молитве.