Владимир Владимиров - Повесть о школяре Иве

Глянув на солнце, Ив понял, что уже далеко за полдень и надо торопиться: отсюда до Крюзье почти столько же, как до Парижа. Чтобы попасть на дорогу в Шартр, надо было снова пройти тем перекрестком, у которого произошел злополучный поединок. Ив бегом пробежал это место, не глядя по сторонам. Потом шел не останавливаясь до самого вечера.

Начало темнеть, а дорога все еще шумела возвращавшимися с праздника повозками, людским гомоном и песнями. Поравнявшись с крестьянином, ехавшим на осле, обвешанном пустыми корзинами, Ив разговорился, и оказалось, что, продав свой товар, крестьянин едет домой в Мерлетту.

— А ты, парень, из Крюзье? Так садись, поедем вместе. Места хватит!

«Он, наверно, знает Сюзанну, — подумал Ив. — Может быть, и отца знает? Вот хорошо…»

Пасмурная погода сопровождала Ива до самого дома. Крестьянин, на осле которого примостился Ив, болтал без умолку. Сюзанну он знал еще девочкой. Отца Ива не знал и в Крюзье не бывал. А сеньора дю Крюзье как не знать — на всю округу такого не сыщешь: жесток и лют. Со своими сервами как со скотиной обходится. Говорят, на цепь сажает и прутьями засекает до смерти. Бегут от него многие. Да куда убежишь? А поймает, тут его право с беглым делать что захочет. Чужих крестьян тоже не щадит. Охотничьими лошадьми да псами все посевы повытоптал. Надругаться над женщиной, зашибить ребенка — это ему плевое дело. А жаловаться кому? Некому. Друг самого короля!

Тотчас за Шартром крестьянин свернул в Мерлетту, а Ив пошел дальше по берегу Эры, где она, обвив петлей Шартр, тянулась на запад. Радость возвращения домой омрачалась неотвязной мыслью о завернутом в саван мертвеце, о кровавой бессмыслице поединка рыцарей.

Когда Ив подходил к своему дому, над рекой стлался туман, затягивая плотной завесой высокий холм с замком и церковь на пригорке у деревни. Моросил дождик. Все вокруг было нерадостное, молчаливое. Ни людского говора, ни лая собаки, ни дыма из очага. От садов и огородов тянуло сыростью и пахло вялым листом. Проходя деревней, Ив не встретил ни души. Только мокрая курица испугалась его и с глупым кудахтаньем метнулась с дороги под изгородь. Улица была длинная. Дома стояли взразброд, поодаль друг от друга, все деревянные, с потемневшими от времени и дождей неуклюжими высокими соломенными крышами. Один только дом рыжего Жирара, хозяина сукновальной водяной мельницы, был каменный, крытый черепицей.

Улица кончается и переходит в широкую лужайку. Вон, на краю оврага, убогая лачуга соседки, слепой Жакелины, а вон старый дуб и за ним отцовский дом. Скорей!

Ив добежал до дому и остановился пораженный: дверь была заколочена наискось доской.

Ив обошел вокруг дома и силился разглядеть что‑нибудь в отверстие закрытой изнутри оконной ставни. В доме была темнота, и тянуло дымным запахом стылого очага. В ту же минуту послышалось жалобное мяуканье — кто‑то запер их старого кота. Ив позвал:

— Ратон!

Кот мяукнул еще жалостней. Ив толкнул ставню — закрыта крепко. Тогда он побежал обратно к двери и, схватив руками доску, хотел оторвать ее. Доска не подалась.

Ив обернулся, ища глазами, чем бы поддеть доску, и увидел Жакелину. Протянув вперед руки, осторожно ступая и закинув голову, словно вглядываясь в небо, она шла к Иву.

— Кто там?

— Это я, тетушка Жакелина.

— Ив, дорогой мой, милый, подойди, дай я тебя поцелую!.. Да, да, это ты, мой дорогой!..

Дрожащими руками слепая ощупывала голову, лицо и плечи Ива и плакала.

— Слава богу, что ты пришел! Идем, идем, я расскажу тебе, мой бедный мальчик…

И, уведя Ива к себе в лачугу, Жакелина рассказала, что у рыжего Жирара пропал на мельнице кусок сукна, что Жирар обвинил в краже отца Ива, работавшего на мельнице, нажаловался на него сиру дю Крюзье и просил суда и наказания Эвариста, которого и забрали стражники сеньора, а дом заколотили.

— Где же отец?

— В одном из подземелий замка. Скоро будет суд Ты бы сбегал к отцу Гугону. Знает ли он, что сделали с Эваристом? Отец Гугон уважает твоего отца за честность и трудолюбие. Отец Гугон бывает в замке. Замолвил бы словечко за Эвариста. Беги, мой мальчик, беги!

Ив выбежал из дома Жакелины и бросился разыскивать священника.

Когда, выслушав рассказ слепой Жакелины, Ив прибежал в церковь, где в комнате у притвора жил его учитель, отец Гугон уже знал о краже на сукновальной мельнице и ходил в замок к жене сеньора и упросил ее походатайствовать перед мужем об освобождении Эвариста, честнейшего человека, по всей вероятности павшего жертвой злостного оговора. Дю Крюзье вызвал к себе священника и грубо отказал ему в просьбе, сославшись на свое право сюзерена, освященное церковью:

— Постыдились бы, преподобный отец, не знать сказанное самим святым Петром: «Рабы, со всяким страхом повинуйтесь господам вашим не только добрым, но и злым».

Отец Гугон заметил на это, что слово «раб» может быть применено только к сервам, а не к свободному виллану, каков Эварист. Тогда дю Крюзье ударил кулаком по столу и крикнул:

— Именем святого апостола Петра, я не посрамлю своей рыцарской чести, освободив подлого вора, чтобы он избежал нашего правосудия, установленного законом! Идите, преподобный отец, не вводите меня в искушение гнева!

Но сейчас дело повернулось иначе. К отцу Гугону прибегали вилланы, перепуганные появлением на мельнице рыжего Жирара сросшихся хвостами крыс. Их огромный черный клубок, штук в тридцать, выкатился на улицу. Вилланы бросились их избивать чем попало, но крысы с громким писком укатились обратно на мельницу. Деревенские и без того считали Жирара колдуном, а появление такого крысиного чудища подтверждало, что Жирар знается с дьяволом. Вся деревня всполошилась Требуют наложить церковное покаяние на колдуна. Зная, как суеверен дю Крюзье, отец Гугон снова пошел к жене сеньора и просил рассказать мужу про случай с крысами и что тому свидетели многие вилланы. А также про давнишние подозрения о связи рыжего Жирара с дьяволом. Отец Гугон убеждал свою духовную дочь упросить мужа заменить обычный сеньоральный суд судом божьим, чего просят все честные вилланы, и предпочтительно испытанием крестом, как наиболее благочестивым способом вызвать изъявление воли божьей [88] Суд божий, или ордалии, — испытания водой, огнем и проч., применявшиеся в средневековых судебных процессах в европейских странах. . Рассказ о крысах произвел немалое впечатление на суеверного сеньора. Он согласился прибегнуть к суду божьему, а Жирара, умолявшего о сеньоральном суде, то есть без участия его как истца, дю Крюзье выгнал из замка, обозвав бесовским отродьем.