Болеслав Прус - Фараон

Пентуэр отрицательно покачал головой.

— Нет, — ответил он, — я пришел только поклониться тебе, божественный учитель.

— И опять во дворец? — смеялся старик. — Эх вы! Если бы вы знали, что теряете, пренебрегая мудростью ради дворцов, вас бы тоска заела.

— Ты здесь один, учитель?

— Как пальма в пустыне, особенно сегодня, когда мой глухонемой слуга отправился с корзиной в Мемфис собрать что-нибудь у добрых людей для матери Ра и ее жреца.

— И не скучно тебе?

— Мне? — воскликнул Менес. — За то время, что мы с тобой не виделись, я вырвал у богов несколько тайн, которых не отдал бы за обе короны Египта.

— Это секрет? — спросил Пентуэр.

— Какой секрет! Год тому назад я закончил измерения и расчеты, касающиеся величины земли…

— Как это понимать?

Менес оглянулся и понизил голос.

— Тебе ведь известно, — заговорил он, — что земля не плоская, как стол, а представляет собой огромный шар, на поверхности которого находятся моря, храмы и города.

— Это известно, — сказал Пентуэр.

— Не всем, — ответил Менес, — и уж никому не было известно, как велик может быть этот шар.

— А ты знаешь? — спросил чуть не в испуге Пентуэр.

— Знаю. Наша пехота делает в день около тринадцати египетских миль [182]. Так вот, земной шар так велик, что нашим войскам, чтобы обойти его кругом, понадобилось бы целых пять лет.

— О боги! — воскликнул Пентуэр. — И тебе не страшно думать о подобных вещах?

Менес пожал плечами.

— Производить вычисления — что же в этом страшного? — ответил он. — Вычислять размеры пирамиды или земли — не все ли равно? Я делал вещи потруднее — я измерил расстояние между нашим храмом и дворцом фараона, не переправляясь за Нил.

— Поразительно! — воскликнул Пентуэр.

— Что поразительно? Вот я открыл нечто, что в самом деле всех поразит, только не говори об этом никому. В месяце паопи (июль — август) у нас будет солнечное затмение. Днем станет темно, как ночью, и пусть я умру голодной смертью, если ошибся в расчете хотя бы на одну двадцатую часа.

Пентуэр коснулся амулета, который был у него на груди, и прочитал молитву. Потом сказал:

— Я читал в священных книгах, что не один раз уже, к великому огорчению людей, днем становилось темно, как ночью. Но отчего это бывает, я не знаю.

— Ты видишь там пирамиды? — спросил его Менес, показывая в сторону пустыни.

— Вижу.

— Теперь приставь ладонь к глазам. Видишь пирамиды? Не видишь. Ну так вот, солнечное затмение — это примерно то же самое: между солнцем и нами станет луна, заслонит отца света, и наступит тьма.

— И это случится у нас? — спросил Пентуэр.

— В месяце паопи. Я писал об этом фараону, надеясь, что он преподнесет какой-нибудь подарок нашему всеми забытому храму. Но он, прочитав письмо, поднял меня на смех и велел моему посланному отнести это известие Херихору.

— А Херихор?

— Дал мне тридцать мер ячменя. Это единственный человек в Египте, который уважает мудрость. А молодой фараон легкомыслен.

— Не будь строг к нему, отец, — сказал Пентуэр, — Рамсес Тринадцатый хочет улучшить положение крестьян и работников; он даст им отдых в каждый седьмой день, запретит бить их без суда и, может быть, наделит землей.

— А я говорю тебе, что он ветрогон, — ответил с раздражением Менес. — Два месяца назад я послал ему подробную записку о том, как можно облегчить тяжелый труд крестьян, и… он тоже высмеял меня! Это спесивый невежда.

— Ты предубежден против него, отец. А вот расскажи-ка мне про свой проект. Может быть, я помогу привести его в исполнение.

— Проект? — повторил старик. — Это уже не проект, а готовая вещь.

Он встал со скамьи и вместе с Пентуэром направился к пруду, на берегу которого стоял навес, густо обвитый вьющимися растениями. Под навесом находилось большое колесо, насаженное на горизонтальную ось, со множеством ведерок во внешней окружности. Менес вошел внутрь и стал переступать ногами; колесо вертелось, и ведерки, черпая воду из пруда, выливали ее в корыто, стоявшее выше.

— Любопытное сооружение, — сказал Пентуэр.

— А ты догадываешься, что оно может сделать для египетского народа?

— Нет.

— Так вот, представь себе такое же колесо, только в пять или десять раз больше, и что его приводит в движение не человек, а несколько пар быков.

— Более или менее представляю себе, — сказал Пентуэр, — но только не понимаю…

— Да ведь это же так просто! — ответил Менес. — При помощи этого колеса быки или лошади смогут черпать воду из Нила и переливать ее в каналы, расположенные один над другим. И тогда полмиллиона человек, стоящих сейчас у журавлей, смогут отдыхать. Теперь ты видишь, что мудрость делает для человеческого счастья больше, чем фараоны.

Пентуэр покачал головой.

— А сколько на это потребуется дерева? — спросил он. — Сколько быков, сколько пастбищ? Мне кажется, что твое колесо не заменит населению седьмой день…

— Я вижу, — ответил Менес, пожимая плечами, — что не на пользу тебе пошли чины. Но хотя ты утратил сообразительность, которая удивляла меня в тебе, я покажу тебе еще кое-что. Может быть, ты еще вернешься к мудрости и, когда я умру, захочешь работать над усовершенствованием и распространением моих изобретений.

Они вернулись к пилону. Менес подложил немного топлива под медный котелок, раздул огонь, и скоро вода закипела.

Из котелка выходила горизонтальная труба с отверстием на конце, прикрытым тяжелым камнем. Когда в котле закипело. Менес проговорил:

— Встань вон туда, в уголок, и смотри…

Он повернул рукоятку, прикрепленную к трубе, и в одно мгновение тяжелый камень взлетел в воздух, а помещение наполнилось клубами горячего пара.

— Чудо! — вскричал Пентуэр, но, тотчас же успокоившись, спросил: — Ну, а чем этот камень улучшит положение народа?

— Камень — ничем, — ответил уже с некоторым раздражением мудрец. — Но поверь мне и запомни — настанет время, когда лошадь и бык заменят человеческий труд, а кипящая вода станет работать вместо быка и лошади.

— Но крестьянам-то от этого какая будет польза? — допытывался Пентуэр.

— Ох, горе мне с тобой! — вскричал Менес, хватаясь за голову. — Не знаю, постарел ты или просто поглупел, только вижу, что крестьяне заслонили для тебя весь мир. Если бы мудрецы думали только о крестьянах, им пришлось бы забросить книги и вычисления и пойти в пастухи.

— Всякое дело должно приносить пользу, — заметил нерешительно Пентуэр.

— Вы, придворные, — сказал укоризненно Менес, — часто бываете непоследовательны: когда финикиянин приносит вам рубин или сапфир, вы не спрашиваете, какая от этого польза, а покупаете драгоценный камень и прячете его в сундук, а когда мудрец приходит к вам с изобретением, которое может изменить облик мира, вы прежде всего спрашиваете, какая от этого польза. Вы боитесь, видно, что изобретатель потребует от вас горсть ячменя за вещь, значение которой не постигает ваш ум.