Раффи - Хент

— «Осел сам по себе ничто, но волос его чистит бархат» [39] Турецкая поговорка. На востоке магометане употребляют щетки из ослиных волос, так как закон запрещает им употреблять щетину свиньи. (Прим. автора). , — сказал эфенди. — Вы, конечно, знаете эту пословицу. Таков и наш мужик. Он сам одет в рубище, ходит босиком, но бархат, который носит ага, добыт потом мужика. И сам он часто не имеет куска хлеба, хотя стол аги всегда украшен всевозможными яствами. А вы, святой отец, как видно, не умеете извлекать из мужиков пользу, не то они не задолжали бы вам столько и вы не оставили бы нас сегодня без десерта.

Последние слова эфенди кольнули попа, и он с горечью ответил:

— Что делать, эфенди? У нас, у священников, руки связаны. Нам не дано палки, как вам, чтобы бить мужика и держать его в страхе. Наше оружие очень слабо… Что делать? Говоря правду, крестьяне часто выводят меня из терпения, и я проклинаю их. Но мужики теперь стали такими неверующими, что не боятся и проклятия; а у нас нет другого оружия… Но их тоже обвинять нельзя: откуда им платить долги, когда курды ничего не оставляют? Проклятье этим курдам! Не будь их, не было бы у меня и стольких должников. А теперь война — курды совсем рассвирепеют…

— «Осел глуп, да мул хуже» — заговорил опять эфенди своим обычным тоном. — Курды, как мулы, не чистой крови, и потому так злы.

Эфенди повторял распространенное среди народа мнение, что жестокий, разбойничий характер курдов объясняется тем, что они смешанной крови. Одно только верно: курды, смешавшись с армянами, хотя и потеряли свой национальный тип, но создали новое, облагороженное племя. В течение веков похищая самых красивых армянок (курды любят высоких женщин), они улучшили свое племя. Наоборот, по той же причине армяне, потеряв лучшую, физически совершенную часть нации, утратили красоту. Кто хорошо изучил курдов Турецкой Армении, найдет большое сходство во внешнем облике местных армян и курдов, ибо курды не что иное, как новое племя, образовавшееся от смешения с армянами.

Было уже довольно поздно. Зуло все сидела около больного, невольно прислушиваясь к беседе гостей и с нетерпением ожидая, когда они улягутся спать, чтобы пойти к Саре и Степанику посмотреть, в каком они положении.

Но эфенди не думал ложиться. Ему нужно было поговорить с отцом Маруком, но мешал дьячок Симон, и, чтобы спровадить его, эфенди заметил, что пора спать, так как завтра нужно встать рано. Дьячок пожелал им доброй ночи и удалился.

— У него знаний больше, чем у семи монахов, — сказал священник. — Жаль только, что любит выпить. Слышали, как хорошо он прочитал про мои денежные счеты?

— Вы это о дьяке? — спросил эфенди. — Да, недурно читал…

Но эфенди не интересовал ни дьячок Симон, ни его большие познания. Он искал повода поговорить об одном деле, для чего, собственно, и пришел к священнику.

Отцу Маруку от выпитого стало жарко, и он, снимая свою изношенную рясу, по неосторожности разорвал рукав.

— Святой отец, — заметил ему эфенди, — ряса ваша, видно, уже износилась, отчего не справите новую?

— Из каких средств я справлю ее, сын мой? Видели, чай, где мои деньги! Эта одежда досталась мне после смерти блаженной памяти Карапета-эфенди; вот уже семь лет ее ношу. После его смерти, к моему несчастью, никто из богачей не умер, чтоб я мог обновить свою одежду.

— Я справлю вам хорошую одежду, носите и благословляйте меня; вы хороший священник!

— Сын мой, пусть благословят вас триста шестьдесят шесть патриархов, — сказал священник и прочел молитву. — Но я имею к вам еще просьбу, эфенди, — продолжал отец Марук. — Вы — наша гордость; мы всегда радуемся и славим бога, что среди армян есть подобные вам ага, которые смело садятся рядом с мюдиром, каймакамом и даже пашою и могут говорить с ними без страха. Именем нации и нашей святой религии умоляю вас, не оставляйте старшину Хачо и его семью в руках этих негодяев. Если вы захотите, то сделаете это. Они несчастны, они христиане, помогите им. В чем бы они ни провинились, мы обязаны скрыть их вину, ведь они нашей крови, наши. Я тоже их не, одобряю, но кто из нас не грешен?..

Слова священника не особенно тронули эфенди, но дали ему повод начать тот разговор, ради которого он пришел к отцу Маруку. Эфенди сказал, что он готов и может спасти семью старшины от постигших ее несчастий и никому не позволит пальцем прикоснуться к ним, если старшина, со своей стороны, исполнит его просьбу. И он напомнил священнику о тайне, которую отец Марук сообщил ему несколько лет назад. С того дня, сказал эфенди, он любит Лала и хочет жениться на ней. Если только старшина исполнит его желание, эфенди готов помочь ему. В противном случае он принужден будет оставить их в руках властей, что, несомненно, кончится тем, что семью старшины уничтожат, а имущество его заберут в казну.

И, напомнив священнику о его обязанностях духовного пастыря, эфенди попросил его взять на себя роль посредника и поговорить со стариком Хачо, пока еще есть возможность поправить дело и предупредить ожидаемую беду.

— Клянусь своим саном! — с радостью воскликнул отец Марук, — я завтра же схожу к Хачо и все устрою согласно вашему желанию. Пусть Хачо возблагодарит бога и пожертвует несколько баранов в пользу бедных и сирот за то, что такой человек, как вы, хочет жениться на его дочери.

По лицу эфенди пробежала хитрая улыбка, и он в шутливом тоне ответил:

— Если исполните все это, у вас будет новая ряса…

— А мои деньги?..

— На этот счет будьте спокойны.

Ужасная ночь миновала. Наутро дом Хачо имел такой печальный вид, точно там находилось несколько покойников.

Из дому вывели Вардана. Он был спокоен. На лице его не отражалось и тени печали или волнения. Казалось, ничего не случилось с ним. Презрительная улыбка на его лице словно говорила: «Что могут сделать со мной эти глупцы?..» Пять солдат стояли наготове для того, чтобы сопровождать его к паше. Вардана посадили верхом и связали ему ноги цепью под брюхом лошади. Он не сопротивлялся, хотя сидеть на лошади связанным было очень мучительно, и только заметил:

— Напрасно делаете это. Если я захочу убежать, то ваши цепи мне не помешают… — Солдаты, не обратив внимания на его слова, скрутили ему назад руки, концы же веревки взяли два верховых солдата, — кроме них, были снаряжены в путь еще трое.

Хотя невежественная масса любит подобные зрелища, никто из крестьян не пришел смотреть, как уводят Вардана, того самого Вардана, который так много для них сделал… Все избегали теперь дома Хачо, как места, зараженного чумой.

Женщин дома не было. Апо и Айрапет ждали своей очереди после Вардана. Остальные сыновья Хачо, бывшие на свободе, не показывались; один только Хачо пришел попрощаться с Варданом.