Алла Бегунова - Тайна генерала Багратиона

Еще раньше, в понедельник вечером, фон Гентц намеревался посетить салон княгини Багратион. Он должен по поручению шефа справиться о ее здоровье, передать ей письмо графа из Парижа, поговорить с князем Багратионом о перспективах австро-российских отношений. История про перса, выкравшего секретные французские документы, и там прозвучит актуально. Уж кто-кто, а русские, чьи войска воюют с шахом Фетх-Али на Кавказе, в полной мере оценят пикантность ситуации.

Расчет статс-секретаря блестяще оправдался. Прелестная Екатерина Павловна письмо от графа Меттерниха приняла равнодушно, генерал не был расположен обсуждать с дипломатом политические проблемы. Но вот когда фон Гентц начал речь о внезапном визите посла Франции и причине, его вызвавшей, то хозяйка дома оживилась. Князь Петр даже подсел к гостю поближе и выслушал его рассказ с большим вниманием. Затем он стал вспоминать дела века XVIII: персидские зверства в Грузии, отчаянную борьбу своих предков с ордами мусульман, пришедших в маленькую горную страну из-за Каспийского моря.

Статс-секретарь получил приглашение на ужин, и этот ужин, названный княгиней «русским», был поистине великолепен. Икра в хрустальных судках блестела на столе, слабосоленая семга розовела на блюде рядом с ними. На горячее лакей подал стерлядь, запеченную с овощами. Екатерина Павловна любезно объяснила гостю, что рыбные деликатесы ей посылает раз в год, ко дню рождения ее родная тетя Саша, старшая сестра матери, в замужестве — графиня Браницкая. У нее под Киевом есть большое поместье Белая церковь. Там Александра Васильевна, урожденная Энгельгардт [27] То есть племянница светлейшего князя Потемкина-Таврического. устроила образцовое прудовое хозяйство и выращивает красную и белую рыбу.

Петр Иванович усиленно потчевал чиновника водкой. Она отлично шла, особенно — под черную икру.

Разговор касался не только достижений рыбоводства на Украине, но и постоянно переходил к главной теме: демаршу французского посла в связи с исчезновением перса-переводчика. В итоге фон Гентц почти дословно пересказал гостеприимным хозяевам содержание запроса и пролил свет на предполагаемые действия министра внутренних дел графа Пергена. Возможно, описание внешности Игарри разошлют по всем городам в восточных провинциях Австрии, а также — в Моравию и Богемию. Случится это не раньше, чем через неделю.

На прощание статс-секретарь графа Меттерниха поделился с супругами собственными соображениями. Нет сомнения в том, что побег готовили люди, превосходно знающие свое дело. Потому шансов найти переводчика практически нет. Наверняка он в ближайшее время пересечет границы империи, а там — поминай, как звали.

В спальне горела лишь одна свеча. Через открытые настежь окна в комнате распространялась ночная прохлада. Легкие движения воздуха колебали тонкий язычок пламени. В мерцающем свете тени на стенах чуть двигались, предметы теряли четкие очертания, белые простыни и подушки на постели походили на снежные сугробы.

Они лежали рядом без сна и, как благовоспитанные дети, держались за руки. Беседа с Фридрихом фон Гентцем напомнила им события минувшей недели. Супруги отправили Игарри в долгий путь, но не переставали думать о нем. Какие-либо известия о перебежчике мог доставить только Ган, вернувшись в Вену. Сообщение статс-секретаря пришлось очень кстати. Оно давало надежду на успешный переход границы. Согласно расписанию судовладельца «Генриетта» пересечет рубеж страны в эту среду или четверг.

Тишина и успокоение подействовали и на маленького человечка. Видимо, он тоже не спал и захотел в чреве матери повернуться на другой бочок. Екатерина Павловна невольно поморщилась. Движения плода, все более частые, говорили о том, что он жив и здоров, но были еще непривычны для нее. Багратион увидел, как на мгновение исказилось ее лицо.

Не зная тому причины, он нежно погладил жену по щеке.

Красавица пристально взглянула на генерала. Знакомый орлиный профиль, глаза, отсвечивающие сталью в полумраке комнаты. Более месяца он здесь. Их супружеская жизнь, перестав быть воспоминанием, обернулась явью, волнующей и прекрасной. В ней не возникло ничего отталкивающего, противоречивого, не поддающегося объяснениям. Они оба думали одинаково, действовали дружно.

Екатерина Павловна решилась. Она взяла его ладонь и положила себе на живот чуть пониже пупка. Ладонь была шершавой, широкой, горячей. Человечек сразу почувствовал это и снова повернулся, теперь уже навстречу потоку тепла, исходившему сверху.

— Что это? — спросил генерал.

— Ребенок, — помедлив, ответила она.

— Мой?! — в бешеной радости он обнял ее за плечи.

Конечно, правда ударит прямо в сердце доброго супруга. Однако сейчас молодая женщина считала необходимым быть честной до конца и вместе с ним пережить эту горечь и боль.

— Нет, — княгиня отрицательно покачала головой.

— А чей? — голос Петра Ивановича изменился, зазвучал глухо, точно из глубокого колодца.

Екатерина Павловна молчала. Слезинка покатилась у нее по щеке и упала на подушку, превратившись во влажное пятнышко.

— Ангел мой, — сказал Багратион, немного справившись с обуревавшими его чувствами,

— не томите. Мне и так тяжело.

— Меттерних, — прошептала она.

— Ну, мерзавец! — вскочил с постели Петр Иванович. — Ну, узнаешь ты у меня! Вызову на дуэль и пристрелю, как собаку. Никто не удержит! Ей-богу, застрелю!

Отмерив быстрыми шагами два круга по спальне, генерал вернулся к супруге и глянул ей в глаза. Она смотрела на него покорно и печально:

— Не надо, милый.

— Почему «не надо»?! — прогремел Багратион.

Наверное, подобный рык военачальника слышали солдаты Павловского гренадерского полка, когда он вел их в атаку под огнем вражеской артиллерии в битве при Фридланде.

— Не надо, — умоляюще повторила княгиня. — Очаровательный проходимец достаточно предсказуем и вполне управляем. Он еще пригодится нашему правительству.

— Что это вы такое говорите, ангел мой? При чем здесь правительство?.. Проступку ловеласа нет прощения. Он соблазнил мою жену и нынче прохлаждается в Париже. Подлизывется там к Боунапарте, негодяй! Да кому он нужен, коль война с французами не за горами! Думаете, мы не соберем силы?..

Далее монолог разгневанного генерала от инфантерии приобрел военно-политическое направление и продолжался минут пять. Супруга, прикрывшись простыней, внимала ему со всей серьезностью, хотя с основными тезисами речи ознакомилась давно, слышала их от графа Бельгарда и от графа фон Мерфельда. Перебивать в столь ответственный момент потомка грузинских царей ей в голову не приходило.

Князь в конце концов успокоился, лег рядом с Екатериной Павловной снова, положил руку ей на живот и мирно спросил: