Тейлор Колдуэлл - Монгол

Талиф заявил хозяину, что он следует в Бухару, старался с ним держаться ровно, шутил и разговаривал с Джамухой, как человек равный ему по происхождению и по занимаемому положению. Джамуха всегда чутко улавливал нотки снисхождения, но в данном случае он их не почувствовал и открыл свое сердце Талифу.

Джамуха откровенно беседовал с Талифом, получая от этих бесед огромное удовольствие. Он чувствовал свободу, будто с его языка сорвали ненавистный замок и, подобно молчаливым людям, болтал слишком много, говорил тогда, когда более опытные люди предпочли бы промолчать.

Как-то вечером они сидели у костра, пили и ели, и Еси была поражена, когда услышала, как свободно и громко смеется Джамуха. Женщина обратила внимание на то, что ее муж, который обычно мало пил, сейчас выпил слишком много вина, и ей стало не по себе. Это было ощущение молодой и неопытной женщины, которая вдруг почувствовала рядом опасность.

Ей хотелось быть с Джамухой, так как она боялась, что без нее муж выскажет Талифу то, что не следовало бы говорить. Что именно — ей было неизвестно! Но она чувствовала неприязнь к Талифу и сжималась, когда он нескромным взглядом смотрел на нее, будто она была собакой или каким-то другим низким животным. Эти взгляды возмущали ее спокойное и мирное сердце. Она пыталась сама прислуживать гостю, но он выжидал, когда она уйдет, или нетерпеливо жестом показывал, чтобы она удалилась. Талифа раздражало ее присутствие. Еси понимала, что он считал ее рабыней и относился едва ли не так, как к надоедливой мухе.

Еси опять ждала ребенка, ее лицо было бледным от усталости и напряжения, но она решительно села неподалеку, и ее глаза лихорадочно сверкали при свете костра. Она сидела, обхватив руками колени, и внимательно прислушивалась к разговорам мужчин, облизывая пересохшие от непонятного страха губы.

Женщина не сводила взгляда с Талифа, от его узкого благородного лица, веселой улыбки и хитрых бегающих глаз. На голове у Талифа красовалась красная феска, придававшая ему подозрительный и хитроватый вид. Блуза у него была пошита из тончайшего белого шелка, а на шее висела золотая цепь. Шаровары Талиф носил алого цвета, и к поясу был прикреплен красивый кинжал. От Талифа исходил сильный аромат благовоний, и гость часто касался длинного тонкого носа сладко пахнущим платком. Если он двигал ногой, то его туфли из мягкой алой кожи с драгоценными камнями сверкали в свете костров. Джамуха сидел с ним рядом в своем полосатом сине-белом шерстяном халате, заправив шаровары в сапоги из грубо выделанной кожи. Его одежда была проста и функциональна, на испачканных землей пальцах его не было колец. Но Джамуха был спокоен и гордо держал красивую голову.

Когда Талиф слушал Джамуху, он был воплощением сочувствия, а тот рассказывал ему о своей мирной и приятной жизни и о том, какие мирные и послушные его люди. Еси заметила, что глаза тюрка светились насмешкой и взгляд постоянно бегал по сторонам. Гость опустил голову и продолжал улыбаться, а временами смотрел на Джамуху так, как люди смотрят на сумасшедшего.

Когда Джамуха закончил свой рассказ, Талиф некоторое время сидел молча, о чем-то размышляя, а на его лице появилось выражение глубокого сожаления.

— Джамуха Сечен, — наконец грустно промолвил Талиф. — Многие люди разделяли твою мечту, но она была разбита и потоплена в крови и темноте. Это случится и с твоей мечтой.

— Что ты хочешь сказать? — испугался Джамуха.

Талиф вздохнул и удивленно посмотрел на Джамуху:

— Разве ты ничего не знаешь? Вскоре разразится война, подобной которой никто не видел в Гоби! До меня давно доносились подобные слухи. Говорят, что народы к востоку от озера Байкал боятся растущего влияния Темуджина и его союза племен Гоби, и они, видимо, вскоре на него нападут, а может случиться так, что он первым нанесет удар. В любом случае крови не миновать. Темуджин наверняка потребует, чтобы к нему присоединились все его тарханы, а они должны будут прислать ему своих лучших людей, чтобы те участвовали в сражениях. Твоя мечта о мире в этой долине погибнет из-за всеобщего кровопролития. Клан пойдет против клана, брат станет убивать брата, народы восстанут против других народов!.. И только эхо сражений станет звучать в степях. Множество людей погибнет, и ужас охватит Гоби. Возможно, Темуджин одержит победу, но она не принесет ему счастья, если вокруг останутся только мертвецы! Если он победит, он не успокоится и станет рваться в новые сражения, к новым жертвам и к новой власти!

Джамуха слушал его, бледный и неподвижный, как статуя. Он понимал, что Талиф говорил правду, он сам давно ожидал подобных событий. На горизонте его спокойной жизни собиралась грозная буря — она была неминуема. Джамуха побелел, как полотно, и в глазах его можно было прочитать близость смерти. Он думал о тысячах своих соплеменников, живущих в мире и дружбе. Он вспоминал их жен и детей, и ему представлялись только что засеянные поля, стада домашних животных и зеленые пастбища. Джамуху начала бить ужасная дрожь, его сердце словно кто-то сжал железной рукой, а на лице выступил холодный пот.

Джамуха нервно воскликнул:

— Я не позволю приносить в жертву своих людей! Я никогда и ни с кем не ссорюсь и не стану никому помогать, даже если это будет Темуджин. Я не желаю ничего разрушать, убивать людей и превращать все вокруг в развалины. Темуджин преследует свои ужасные цели, а мой народ не станет умирать ради этого!

Джамуха вскочил и широко раскинул руки. Глаза его сверкали, как у безумного.

— Темуджин всегда желал получить бесконечную власть над людьми. Он полон ненависти и похоти, и ему нужны все новые и новые жертвы, чтобы удовлетворить свою страсть. Он никогда и никого не любил и не желал жить в мире и добре. Он ненавидит людей и все живое. Он счастлив, когда может подмять под себя беспомощных людей и забрать себе их стада и пастбища, слышать жалобный вой их осиротевших женщин и детей. Ужас — его меч, а бешенство — его конь!

Джамуха разразился ужасными рыданиями, и Еси, сидевшая чуть поодаль, прижала руки к губам, чтобы заглушить собственный плач.

— Почему Бог послал это чудовище на землю! Почему его не поразила молния?

Талиф слушал его — он был доволен достигнутым результатом, но придал своему лицу печальное выражение.

— Не знаю, не знаю, — грустно промолвил Талиф.

Джамуха замолчал, лишь сверкая глазами, как бы обороняясь от невидимых врагов, а потом снова заговорил тихим дрожащим голосом пораженного до глубины души человека:

— Я жил ради мира, счастья и любви. Моим людям ничего не нужно, кроме хлеба, жен с детьми и своей юрты. За что они должны так страдать? — Он снова замолчал, а когда заговорил, вид у него был как у человека, потерявшего рассудок: — Они не станут умирать ради этого безумца! И не будут ему помогать убивать, разрушать и калечить! Я уведу их подальше отсюда!..