Тейлор Колдуэлл - Монгол

— Я верю в себя, — голос Темуджина был спокойным и твердым, будто он подслушал мысли Талифа.

Талиф высоко поднял брови. В голосе Темуджина он не смог различить наглости. Гость походил на человека, изрекающего всем очевидную правду.

— Я также верю в силу, — добавил он, помолчав. — Боюсь, что ничто иное не поможет в сражении. Меч не задает никому вопросов, и сам не отвечает на них. Все люди понимают силу меча, но их уши подобны ушам осла. Они глухи к словам!

— Боюсь, что ты меня станешь презирать, — вздохнул Талиф. — Я верю в силу Слова и в то, что оно может победить Меч. Я верю в Миролюбие и Философию, и еще я верю в Красоту.

Он остановился, потому что Темуджин расхохотался и грубым жестом ударил себя по ляжке.

— Господин, ты обвинил меня в том, что я не люблю своих соплеменников! — кричал он. — Это же обвинение относится в равной степени и к тебе!

Талиф сначала побледнел и нахмурился, но затем глаза его засверкали. Он громко захохотал, и его стройное тело сотряслось от смеха.

А затем рассмеялась женщина, она ничего не поняла из беседы, но ее смех звучал, как переливы серебряных колокольчиков.

Обессиленный от смеха Талиф сказал:

— Темуджин, мне с тобой интересно вести разговор. — Его голос был веселым и приятным. — Ты поразительно проницателен. Я даже подозреваю, что в душе ты поэт, как бы тебе ни было это название неприятно.

Темуджину, однако, было приятно слышать слова признания от хитрого и образованного горожанина, и он хотел ответить любезностью.

— Нет, я не поэт, господин, но мне нравятся стихи. Ты не окажешь честь и не прочитаешь мне свои стихи?

Талиф был очень доволен. Он все утро занимался поэзией и писал строки, слегка напоминавшие стихи Омара Хайяма. Он протянул руку в кольцах и взял свиток, лежавший на столике.

— Это всего лишь отрывок рубаи, Темуджин, — сказал он, томно вздыхая. — Он выражает скуку, отчаяние и усталость от жизни. Мне не хочется тебе надоедать, но ты — свежий человек, и, возможно, ты мне подскажешь, что не так гладко в моих стихах.

Женщина прекрасно знала, что делать в таких случаях. Она взяла лиру и легко пробежалась по струнам белыми красивыми пальчиками. Послышался грустный, дрожащий, переливчатый звук, в теплом душистом воздухе он прозвучал, как нежный вздох. Талиф откинулся на подушки и начал нараспев читать стихи.

Наконец звуки музыки замолкли и перестал звучать мелодичный голос Талифа, воцарилась меланхоличная тишина. Талиф взглянул на Темуджина и пришел в бешенство, когда увидел, что тот открыто ухмыляется, а затем его охватила холодная ярость. Темуджин насмешливо зааплодировал и воскликнул:

— Мне всегда нравились эти стихи! Но мне кажется, что они звучат несколько по-иному! Может, мне их прочитать тебе, мой господин?

Талиф стал сине-зеленым, а губы у него посерели.

Темуджин, продолжая ухмыляться, кивнул женщине, и она заиграла громче и веселее. Молодой монгол принял подобающую чтению стихов позу и произнес несколько строф.

Талиф не знал, что и думать. У него приоткрылся рот, и на лице появилось идиотское выражение. Он прожил достаточно долгую жизнь, и его мало что удивляло, но сейчас он был просто вне себя. Он даже решил, что ему снится неприятный сон. Он отказывался верить, что этот вонючий безграмотный варвар знал стихи Омара Хайяма! Это был страшный сон, ужасное сновидение. Он уставился на Темуджина выпученными глазами, и его элегантность казалась абсурдной, а руки бессильно лежали на коленях.

Темуджин в открытую радовался своему триумфу. Он насмешливо подмигнул женщине, и та радостно подмигнула ему в ответ.

Талиф что-то прошептал и попытался улыбнуться, и Темуджин спокойно ему ответил.

— Видишь ли, господин, — сказал он таким тоном, что Талиф чуть не вспылил, — мой дядюшка Кюрелен прекрасно разбирается в поэзии и философии и может без конца читать стихи. Он обожает Омара Хайяма. Я много раз слушал его, и теперь знаю эти стихи наизусть. Однако я тебя должен поздравить: мне кажется, что ты даже улучшил стихи Омара Хайяма.

Талиф почувствовал, что чаша терпения переполнена, и его начала бить дрожь. Окрашенные хной ногти впились в мягкие ладони.

Никто во всем мире не смел его так оскорблять. Ему удалось хрипло рассмеяться.

— Боюсь, ты слишком умен для меня! — воскликнул Талиф, делая вид, что вытирает с глаз слезы смеха. Он посмотрел на Темуджина. — Наверно, я тебя недооценил. Извини!

Гость рассмеялся, но в глазах его исчезла насмешка и веселье: только сейчас он понял, что приобрел смертельного врага в лице Талифа и что тот ни перед чем не остановится, чтобы его уничтожить. Сначала он даже расстроился и подумал, что свалял дурака. Он давным-давно понял, что не стоит плодить врагов, если для этого нет серьезных причин, просто так врагов плодят глупцы или сильные люди, которым на все наплевать. Кюрелен сказал ему, что стоит приобретать друзей и в будущем предавать их. Нужно было подружиться с хитрым Талифом, а не делать его врагом. Затем его охватило презрение, и он подумал, что из изнеженного Талифа получится вполне достойный враг.

«Мне не стоит бояться этого горожанина-неженку, — подумал Темуджин. — Я легко, как новорожденному ягненку, сверну ему шею».

Талиф выдавил из себя, что рад присутствию Темуджина во дворце, и обещал, что в будущем у них состоится еще много бесед. Но в конце свидания воздух в комнате сочился злобой и ядом, и лицо Талифа было бледным после ужасного унижения.

Темное лицо Темуджина стало суровым и надменным, он быстро поднялся и покинул Талифа, даже не спросив у того позволения. Едва Темуджин отбыл, как Талиф тоже отправился к отцу, который проснулся после дневного сна.

— Отец мой, — сказал Талиф, делая вид, что ему грустно, но он должен честно высказать свое мнение. — Я беседовал с твоим варваром. Сейчас я могу тебе сказать только одно: он — очень опасное животное и должен умереть. Но с этим не стоит торопиться, мы выберем правильное для этого время.

По тому как Темуджин хмурился и раздраженно отвечал на вопросы, Шепе Нойон сразу понял, что он взволнован и немного расстроен.

— Я свалял дурака, — признался он спустя некоторое время и рассказал, что случилось.

Шепе Нойон выслушал друга с усмешкой. Касар, чья натура не терпела и не понимала полутонов, решил, что Талиф обидел его обожаемого брата, начал кричать, что немедля отправится к нему и научит этого неженку, как следует принимать гостя. Эта вспышка гнева улучшила настроение Темуджину, и он начал посмеиваться над Касаром, пока бедняга окончательно не запутался, едва не разразившись от ярости слезами.