Федор Раскольников - Гибель Черноморского флота

Распростившись со Сталиным, я вернулся к себе в вагон и через несколько минут, мягко покачиваясь на рессорах, уже несся дальше на юг.

За Царицыном было неспокойно. Казачьи разъезды кружились недалеко от полотна, и на станциях напряженно ожидали налетов.

В Тихорецкой помещался какой-то штаб. Я зашел в штабной вагон. Меня принял командующий — пожилой человек с аккуратно подстриженной черной седеющем бородой, что называется серебро с чернью. По прямой и статной фигуре в нем безошибочно можно было угадать бывшего офицера.

«Вероятно, полковник старой армии», — подумал я про себя.

Командующий рассказал мне, что наши части находятся в десяти километрах от Батайска. Против них стоят немцы, а также офицерские и казачьи отряды. Командующий уверял, что он мог бы взять Батайск, а затем и Ростов, если бы у него было достаточно артиллерии. Потом перевел разговор на тему о Черноморском флоте. Ему было известно, что в Новороссийске велась борьба за потопление флота. Я ничего не говорил о цели моей поездки, но он сам догадался.

— Смотрите, — сказал командующий, — если вы потопите Черноморский флот, то я не пропущу вас обратно.

Он произнес эти слова без тени улыбки.

В тот же день я прибыл в Екатеринодар. Пройдя в кабинет начальника станции, попросил обеспечить мне паровоз.

— Не знаю, когда смогу сделать это, — неприветливо ответил пожилой железнодорожник.

Я назвал себя.

— Слишком разъездились наркомы, — недовольно проворчал начальник станции. — Только что проехал Мехоношин. Шляпников на запасных путях стоит. А теперь вот вы…

Я прибег к самому крайнему средству — документу Владимира Ильича. Подпись Ленина произвела магическое действие. Паровоз был обещан к вечеру.

В исполкоме Кубано-Черноморской республики я познакомился с местными руководителями: Островской и Рубиным. Маленькая, остролицая брюнетка Островская прежде работала в Севастополе и пользовалась огромным влиянием в Черноморском флоте. Теперь она да и Рубин тоже очень интересовались точкой зрения центра на судьбу Черноморского флота.

Я со всей откровенностью изложил им нашу позицию, а также цель моей поездки в Новороссийск. Они были настроены в пользу вооруженного сопротивления флота немецкому наступлению. Я указал, что флот не может оперировать без базы, а эта база — Новороссийск находится под непосредственным ударом германских войск. Немецкий десант только что высадился в Тамани. Отряд самокатчиков в любую минуту мог появиться на железной дороге и отрезать Новороссийск от Екатеринодара.

В конце концов Островская и Рубин скрепя сердце согласились, что потопление Черноморского флота неизбежно.

Выйдя из исполкома Кубано-Черноморской республики, я встретил Шляпникова. Мы вместе пошли обедать. Лучи солнца заливали ярким светом улицы, зеленеющие сады. Тени деревьев трепетали при легком дуновении ветерка. Плотный и коренастый Шляпников с маленькими, подбритыми и коротко подстриженными усами широким движением руки снял с головы мягкую фетровую шляпу. По-владимирски окая, полушутливо заметил:

— Смотрите, как бы вас в Новороссийске за борт не сбросили!

К потоплению флота он действительно относился неодобрительно.

После обеда мы пошли на вокзал, и мой поезд вскоре отправился. Островская и Рубин провожали меня. То была моя первая и последняя встреча с Рубиным. Вскоре этот крупный и симпатичный работник был расстрелян авантюристом Сорокиным…

Поздно вечером на станции Тоннельная я встретился с экстренным поездом Вахрамеева. Войдя к нему в вагон, застал там Глебова-Авилова, Данилова и еще одного ответственного работника из Новороссийска.

— Куда вы едете? — взволнованно спросил меня рыжеусый Вахрамеев. — Вас на вокзале уже ждут и обязательно расстреляют. Нас ловили по всему городу. Мы едва убежали.

— Лучше поедемте с нами в Екатеринодар, — меланхолично процедил Глебов-Авилов, протирая платком снятые с носа очки. — Там есть прямой провод, и мы будем по телеграфу отдавать приказания о потоплении флота.

Я ответил, что в таком случае не стоило выезжать из Москвы, где тоже имеется прямой провод с Новороссийском. Вахрамеев пожал плечами. Глебов-Авилов отвлекся от протирания очков и исподлобья посмотрел на меня.

«Вот чудак», — прочел я в его удивленных глазах.

Степан Степанович Данилов, бледный, худой, в пенсне, с болезненно ввалившимися щеками и острой донкихотской бородкой, мрачно сидел в углу у окна и, покашливая, хранил гробовое молчание.

В Новороссийск я приехал на рассвете и сразу отправился в порт. Голубое безоблачное небо казалось бесконечно высоким. Солнце еще не взошло. На бледном горизонте розовела тонкая полоска летней зари. В неестественно оживленном порту кипела горячая, лихорадочная работа. В торопливых, быстрых движениях железнодорожников, грузчиков и матросов смутно угадывалась неопределенная тревожная суета. На судах, стоявших у пристани, раздражающе гремели брашпили и лебедки, лязгали цепные канаты, отрывисто и громко стучали рычаги паровых машин. На открытые железнодорожные платформы спешно грузились маленькие паровые катера с медно-желтыми блестящими трубами, моторные истребители с небольшим возвышением впереди и снятые с кораблей серые орудия на неуклюжих конусообразных лафетах, нижняя кромка которых зияла отверстиями от винтов, крепивших их к палубе. Мимо проходили, надрываясь от тяжести, матросы с большими узлами и с винтовками за спиной. На рейде стоял серый морской гигант «Свободная Россия». Бледный дымок чуть заметно струился из его мощных труб. Около каменной стенки чернело несколько миноносцев. По деревянным качающимся сходням я взошел на ближайший миноносец «Керчь». Босые и загорелые матросы в рабочих, выпущенных наружу рубахах и засученных до колен штанах окачивали палубу; сильная струя холодной воды с треском била из длинных парусиновых шлангов.

Через несколько часов миноносец должен был погрузиться на дно моря, но пока еще он продолжал жить своей привычной повседневной жизнью, и авральные работы, предусмотренные судовым расписанием, выполнялись с точностью исправного часового механизма. Я назвал свою фамилию и попросил вахтенного начальника предоставить мне катер для поездки на «Свободную Россию». Небольшой моторный катер ритмично покачивался на воде, прижимаясь к стальному борту миноносца. Вахтенный начальник охотно дал его в мое распоряжение.

Но едва мы успели отвалить от миноносца, как с палубы «Керчи» раздался звучный голос:

— Товарищ Раскольников, командир миноносца просит вас к себе.

Я приказал катеру повернуть назад и пристать к трапу «Керчи».