Федор Раскольников - В плену у англичан

Спокойно переночевав под прикрытием Гогланда, с рассветом старательно принялись шарить биноклями по всем направлениям, с нетерпением ища запоздавшего «Автроила». Но тщетно. Погода стояла ясная. Видимость была хорошей. Однако нигде в море не обнаруживалось ни одного дымка.

Вдруг из Кронштадта пришла шифровка, извещавшая нас о неготовности «Автроила» к выходу. Его техническая неисправность оказалась значительно большей, чем можно было предполагать. Не было ни малейшей уверенности, что он присоединится к нам хотя бы на следующий день. По моему приказанию миноносец «Спартак» снялся с якоря и одиноко направился в разведку, а крейсер «Олег» под командой военмора Салтанова остался на месте ночной стоянки. На мостике «Спартака» находились Струйский, командир миноносца Павлинов и я.

Стоял ясный, безоблачный зимний день. Ярко сияло солнце, но его холодные, негреющие лучи не могли умерить мороза. Дул острый, пронизывающий, ледяной ветер, заставлявший нас на мостике ежиться, поднимать воротники и потирать уши. На мне была кожаная куртка, изнутри отороченная мехом, но я все же насквозь продрог. Море было спокойно, что редко случается в этих широтах в конце декабря.

Недалеко от Ревеля на горизонте показался дымок. Мы прибавили ходу, идя на сближение, и вскоре различили силуэт небольшого «купца». Подойдя ближе, увидели, что пароход плыл под финским флагом. Дипломатических отношений с Финляндией у нас не было. Задержав и обыскав пароход, мы обнаружили на нем груз бумаги для Эстонии. При нашем бумажном кризисе это была большая ценность. Пересадив на захваченный пароход двух спартаковских матросов, мы поручили им доставить трофейное судно в Кронштадт, а сами отправились дальше.

Вскоре вышли на траверз острова Вульф. Чтобы выяснить, сколько кораблей стоит в Ревельской гавани, нам предстояло пройти мимо Вульфа. Но для безопасности этого предприятия необходимо было обнаружить, нет ли там батарей. При царизме на Вульфе и Наргене стояли двенадцатидюймовые батареи, но в 1918 году, во время немецкого наступления, они были взорваны нашими войсками. Однако отдельные орудия могли сохраниться, другие противник имел возможность восстановить. Не исключалось и то, что немцы во время оккупации воздвигли новые батареи.

Мы открыли по Вульфу огонь из стомиллиметровых орудий. Наш вызов остался безответным. По-видимому, на Вульфе не было артиллерии. Это придало нам большую смелость, и мы с увлечением продолжали смелую разведку. Но едва поравнялись с траверзом Ревельской бухты, как в глубине гавани показался дымок, затем другой, третий, четвертый, пятый. Мы развернулись на 180 градусов и, взяв курс на ост, полным ходом направились в сторону Кронштадта. Но пять зловещих дымков приближались к нам с большой быстротой. Вскоре показались резкие очертания военных кораблей. На наших глазах они сказочно вырастали, дистанция между нами стремительно сокращалась.

Мы без труда определили, что нас преследуют пять английских легких крейсеров, вооруженных 6-дюймовой артиллерией и обладающих скоростью хода, превышающей 30 узлов. Послали радио «Олегу» с призывом о помощи. Но англичане уже сблизились с нами до пределов орудийного выстрела и первыми открыли огонь. Мы отвечали залпами из всех орудий, за исключением носового, у которого предельный угол поворота не позволял стрелять по настигавшим нас английским кораблям.

Боевая тревога обнаружила, что наш миноносец был совершенно разлажен. Пристрелка велась до такой степени скверно, что нам самим не было видно падения собственных снарядов. Однако и англичане стреляли не лучше. Они лишний раз подтвердили свою старую славу хороших мореплавателей, но плохих артиллеристов.

Чувствуя, что дела наши плохи, мы пустили обе турбины на самый полный ход. Машинисты и кочегары работали не за страх, а за совесть. На пробном испытании, когда миноносец принимался от завода, он дал максимальную скорость в 28 узлов, а теперь под угрозой смертельной опасности его механизмы выжали 32 узла.

Дистанция между нами и вражескими кораблями как бы стабилизировалась. На душе сразу отлегло. Значит, есть шансы благополучно вернуться в Кронштадт и привезти ценные сведения о силах английского флота.

Вдруг случайный, шальной снаряд, низко пролетев над мостиком, шлепнулся в воду вблизи от нашего борта. Он слегка контузил Струйского и сильным давлением воздуха скомкал, разорвал и привел в негодность карту, по которой велась прокладка. Это временно дезорганизовало штурманскую часть. Рулевой, стоявший у штурвального колеса, начал непрестанно оборачиваться назад, следя, где ложатся неприятельские снаряды.

Раздался оглушительный треск, и наш миноносец резко подбросило кверху. Он завибрировал и внезапно остановился. Мы наскочили на подводную каменную гряду. Все лопасти винтов отлетели к черту.

Позади нас торчала высокая веха, обозначавшая опасное место.

— Да ведь это же известная банка Девельсей, я ее отлично знаю. Она имеется на любой карте. Какая безумная обида! — с горечью восклицал Струйский.

Осознав полную безвыходность нашего положения, я послал «Олегу» радиограмму с приказанием возвращаться в Кронштадт.

Английские матросы рассказывали потом, что адмирал, находившийся на головном корабле, уже поднял сигнал к отступлению: отогнав наш миноносец от Ревеля, он считал свою миссию законченной. Но при виде нашей аварии английские суда опять пошли на сближение. Ни на минуту не прекращая огня, они не сделали ни одного попадания, хотя расстреливали нас почти в упор. Сидя на подводных камнях, наш миноносец продолжал отстреливаться из кормового орудия. Но никакого вреда неприятельскому флоту тоже не причинил.

Заметив наше беспомощное положение, английская эскадра решила захватить миноносец «живьем». Я предложил открыть кингстоны, но это приказание не было выполнено. Инженер-механик Нейман ответил, что кингстоны не действуют.

Вскоре английские крейсера окружили нас и спустили на воду шлюпки.

Военморы из команды «Спартака» увели меня в кубрик и переодели в матросский бушлат. Впопыхах сунули мне в руки первый попавшийся паспорт своего товарища, оставшегося на берегу. Я превратился в эстонца, уроженца Феллинского уезда. При моем незнании эстонского языка это было как нельзя более неудачно, но в этот момент некогда было думать. Кок миноносца тов. Жуковский взял на хранение мои часы.

Не успели мы оглянуться, как на борту нашего миноносца появились английские матросы. С проворством диких кошек они устремились в каюты, кубрики и другие жилые помещения и самым наглым, циничным образом на глазах у нас принялись грабить все, что попадалось под руку. Затем стали перевозить нас на свой миноносец.