Ривка Рабинович - Сквозь три строя

Либо время не пощадило это предместье, либо раньше я не обращала внимания на его убогий вид, но запущенность была видна повсюду. Переулок, который вел с центральной улицы района к нашему бывшему дому, зарос травой. Неужели по этому переулку, мимо этих развалюшек, я ходила каждый день на протяжении лет? Я посмотрела под ноги, как будто искала свои следы.

Ада ориентировалась на местности лучше меня. Она помнила, что за длинной каменной оградой с правой стороны переулка находится фабрика строительных материалов. Действительно, в воздухе стоял запах извести.

Я не чувствовала никакой связи с этим местом, пока не подошла к дому, где мы жили в прошлом. Дом и двор почти не изменились. Вот сарай, в котором мы хранили дрова на зиму. Вот наш участок сада. Даже маленькая избушка стоит на месте. Только здесь, во дворе дома, в моей душе что-то шевельнулось. Здесь росли мои дети. Вот пустырь, где Миша играл в мяч с друзьями. Я иногда отдыхала там, расстилала на траве одеяло и загорала.

Никого из прежних соседей я не увидела. Новые жильцы смотрели на нас подозрительно: в Риге все боятся возвращения прежних хозяев, требующих возврата своего имущества. Лестничная клетка была в ужасном состоянии. Неужели я каждый день поднималась и спускалась по этой лестнице?

Мы сделали несколько снимков дома и ушли. Оставив это запущенное место, я почувствовала облегчение. Мне трудно было представить себе, что, если бы мы не уехали в Израиль, я жила бы там до сих пор.

Отдавая дань ностальгии, мы решили ехать обратно трамваем, как ездили когда-то. По дороге видели из окна школу, где училась Ада. Улицы и названия остановок напомнили мне о временах, когда я ездила каждый день на работу по этой дороге.

Когда мы проехали мост через реку Даугаву и оказались в центральной части города, то решили посетить рынок. Надо сказать, что центральный рынок Риги – это не просто рынок, это достопримечательность, туристический объект. Там царит удивительный порядок, рядами стоят несколько больших каменных павильонов, а под открытым небом – длинные ряды стендов и маленьких лавочек, где продается все на свете. Овощи, фрукты и ягоды, в том числе южные, цветы всевозможных форм и расцветок – все, что душа может пожелать, продается здесь по низким ценам. Самым большим является рыбный павильон. Все богатства Балтийского моря представлены в нем. Есть бассейны с живой рыбой, есть соленая рыба, копченая, маринованная, различные морепродукты. Прохаживаться вдоль рядов с этой продукцией – это впечатляющее переживание.

Мы купили кое-какие мелочи, закусили и вернулись в гостиницу отдохнуть, прежде чем приступить к продолжению нашего плана. Но отдохнуть в нашем номере было невозможно. Воздух в нем был горячим, каким-то густым, без малейшего движения – ведь все было закрыто. Мы спустились вниз и попросили, чтобы нам дали хотя бы вентилятор. На нас посмотрели как на существа, свалившиеся с луны.

После холодного душа нам все же удалось вздремнуть. Затем вышли, взяли такси и вновь поехали через мост – в ту часть города, которую называют Задвиньем. Мы не знали, что нас ждет. Адрес я, правда, знала, но все же с тех пор, как оборвались наши контакты, прошло двадцать восемь лет. Живут ли еще там наши друзья?

По иронии судьбы моя переписка с подругой оборвалась из-за разногласий на политической почве. Ира, в то время правоверная коммунистка, не питавшая ни малейшего сомнения в правильности генеральной линии, в своих письмах выразила категорическое требование, чтобы Израиль отступил со всех занятых в ходе Шестидневной войны территорий. Я и сама была близка к такому мнению, но считала, что посторонние не вправе судить о нашем положении. Я ответила ей, что Израиль отступит, когда арабы признают нас и заключат с нами мир. Она утверждала, что нужно отступить без всяких условий. Меня это обозлило, и я перестала ей писать.

Теперь я не знала, найду ли ее в доме, который хорошо помнила. В этом доме я с мужем и детьми провела немало приятных часов. Это был двухэтажный деревянный дом, окруженный большим садом. Расширенная семья Иры, включавшая ее маму и сестру Айну с дочкой, занимала нижний этаж. Муж Иры, Володя, был человеком веселым и компанейским. У них была единственная дочка, Марина, одного возраста с моим сыном. Они вместе играли, и, как выяснилось несколько десятилетий спустя, она была его первой детской любовью.

Сердце у меня колотилось, когда я позвонила у знакомой двери. Из дому вышла незнакомая молодая женщина и спросила, кого мы ищем.

– Здесь когда-то жила семья Гульник, – назвала я фамилию Иры. Женщина не выразила удивления.

– Заходите, пожалуйста, – сказала она.

Мы вошли следом за ней – и я сразу узнала женщину постарше, стоявшую на кухне. Это была сестра Иры.

– Айна! – радостно воскликнула я.

– Рива! – воскликнула она в ответ. – А это Ада, да?

Мы обнялись. Встретившая нас молодая женщина – это была ее дочь Юта. Когда мы покинули Ригу, она была маленькой девочкой, моложе моих детей. Поэтому я ее не узнала.

– А где Ира? – спросила я.

Оказалось, что Ира там больше не живет. Марина, ее маленькая дочка, уже была не девочкой, а замужней женщиной и матерью троих сыновей. Они получили квартиру от муниципалитета и переехали. Айна и семья Юты (муж и сын) тоже собирались вскоре выехать из этого дома, так как появился прежний владелец, у которого при советской власти отняли дом. Теперь он хотел сам жить в этом доме и добивался выселения всех жильцов.

Айна рассказала, что Володя, муж Иры, умер несколько лет тому назад от тяжелой болезни. Ира живет вместе с семьей Марины.

– Сейчас мы ей позвоним, – сказала Айна. – Ну, это будет сюрприз! Она ни за что не отгадает, кто пришел!

Она подошла к телефону. После обмена несколькими малозначительными фразами она сказала сестре:

– Ты должна приехать к нам. У нас гости, они тебя ищут.

– Гости? Какие гости?

– Попробуй угадать, – сказала Айна.

Ира начала называть имена всех друзей и знакомых, но Айна всякий раз отвечала: «Нет, нет, нет!» В конце концов, Ира признала, что не может угадать, и Айна сказала ей:

– Приезжай, сама увидишь!

Ира приехала через четверть часа и, разумеется, сразу узнала меня. Мы обнялись. Не стали выяснять отношения после того давнего разрыва: теперь все было иначе, Ира уже не была правоверной коммунисткой, да и я изменилась. Сели, как в былые времена, за стол, рассказывали друг дружке о прожитых годах, немножко выпили. В отличие от тех далеких дней, наша компания была чисто женской.

Вечером мы вернулись в гостиницу, в наш номер, который я прозвала душегубкой. Я была счастлива. Две хорошие подруги – это великое дело для меня. После перемен мест, выпавших мне на долю, у меня не было ни подруг детства, ни подруг школьных или студенческих лет. Друзей и подруг приобретают в молодости. В Израиле у меня есть приятельницы, но задушевная дружба с ними как-то не сложилась. Такими подругами могли быть только Ира и Айна, несмотря на расстояние, разделяющее нас. Теперь нет разрыва между нашими странами, границы открыты. Приглашу их к себе в гости.