Геннадий Левицкий - Марк Красс

Золотым потоком потекли в Рим налоги, собираемые с народов Трансальпинской Галлии. Немало средств досталось и лично Цезарю при взятии вражеских лагерей и городов, разграблении святилищ кельтских богов, от выкупа пленных. В короткое время наместник Галлии из человека, живущего в долг, превратился в одного из самых богатых людей Рима. Впрочем, деньги у Цезаря долго не задерживались. Он щедрой рукой одаривал своих преданных легатов и простых легионеров, много тратил на подарки сенаторам и влиятельным людям в столице.

Римский сенат, видя всеобщее ликование, предпочел закрыть глаза на самовольно развязанную Цезарем войну в Трансальпинской Галлии. Отцам народа ничего не оставалось делать, как принять из рук Цезаря новую провинцию, размерами вдвое превышавшую территорию Италии. Более того, под давлением народа Сенат объявил пятнадцатидневный праздник в честь богов, даровавших Цезарю победу.

В разгар этих празднеств Марк Лициний Красс вошел в дом Помпея.

— Привет, Гней!

— Привет и тебе, Марк!

— Весь Рим благодарит богов за победы твоего тестя. Что же ты не спешишь на праздник? Я ни разу не видел тебя в эти дни, ни среди народа, ни среди сенаторов.

— Не люблю шума.

— Особенно если он не в твою честь, — заметил Красс. — Помнится, твой последний триумф произвел гораздо больше шума. И он тебе не мешал два дня стоять на триумфальной колеснице и слушать крики восхищенной толпы.

— Марк, если ты пришел в мой дом, чтобы оскорблять меня…

— Подожди, Гней, не горячись. Честное слово, не хотел тебя обидеть, — попытался оправдаться Красс. — Виной всему мой недавний разговор с Цицероном. Скорее всего, от него мне передалась дурная привычка говорить собеседнику неприятные вещи. Мы поспешили вернуть из изгнания Марка Туллия.

— Пожалуй, ты прав. Говорить ты стал много, но не по существу. Я долго тебя слушаю, но никак не пойму, к чему ты клонишь. Ведь Марк Красс не приходит без дела?

— Признаюсь, Помпей Великий, слова твои справедливы, — согласился Красс, стараясь загладить вину. — Даже не знаю, с чего начать…

— Начни с главного, — посоветовал Помпей.

— Что ты скажешь о победах Цезаря в Галлии?

— Весь Рим только о них и говорит.

— Что говорит продажный Рим, мне известно; а что думаешь ты?

— Мне остается вместе со всеми радоваться успехам нашего общего друга.

— Не могу разделить твой восторг, Гней. Кстати, и ты весьма искусно его скрываешь…

— Отчего же? Твой сын Публий отличился под началом Цезаря. Его подвиг в битве с германцами сравнивают с твоим у Коллинских ворот, когда ты, Марк, спас и Суллу, и Рим. Успехи Публия — твои успехи.

— Я рад, конечно, что мой сын вырос настоящим воином. Но… Меня больше восхищали бы успехи Публия, если бы он был моим легатом. Гай Юлий пользуется плодами побед моего сына и через них становится еще сильнее.

— В тебе говорит зависть, Марк? — предположил Помпей.

— Нет, нет, Гней! Лишь тревога за Рим, в том числе и за нас с тобой.

— Не хочешь ли и ты, Марк, отломить кусочек от галльского пирога?

— Зачем же кусочек? Ты же знаешь, я не люблю делиться и предпочитаю пирог целиком.

— Ты вознамерился отобрать у Цезаря Галлию? — ужаснулся Помпей.

— Я не веду речь о Галлии — мир велик. Думаю, и нам с тобой найдется место под солнцем.

— Так ты и обо мне проявляешь заботу, Марк. Весьма трогательно, но я об этом не просил.

— Оставь свои колкости для разговора с женой. Если ты в обиде за мою невинную шутку в начале беседы, то я готов еще раз принести извинения. Но и ты в конце концов употреби свой ум на то, чтобы трезво оценить ситуацию. Думаю, ты достаточно потешил свое самолюбие, издеваясь над каждым сказанным мной словом.

Помпей воспринял призыв Красса мыслить трезво весьма своеобразно. Он поднялся и налил вина себе и гостю. Неторопливо прохаживаясь по комнате, Помпей осушил кубок и лишь после этого вернулся к разговору.

Вино, хотя оно имеет свойство возбуждать людей, подействовало на Помпея как успокоительное.

— Ты прав, Марк, и я благодарен тебе за визит. Просто в последнее время слишком много людей стремится доставить мне неприятности, и я стал не в меру раздражительным. Иногда с недоверием отношусь даже к людям, желающим мне добра, — миролюбиво произнес Помпей.

— До сих пор со мной разговаривал обиженный, озлобленный мальчишка, но теперь я вновь услышал Помпея Великого, — облегченно вздохнул Красс. — Что скрывать, порой мы относились друг к другу, как два озлобленных пса, не поделивших кость. Наши интересы часто пересекались, и мы бездумно тратили свой пыл на взаимные оскорбления. И все же главное то, что мы не способны замыслить подлое предательство друг против друга, как, впрочем, и против государства. И ты, и я часто были не согласны с решениями Сената, а отдельных отцов народа считали своими врагами. Но никто из нас даже не помыслил разогнать Сенат и заменить его личной властью, хотя такая возможность была, и не раз. Особенно у тебя, Гней.

— Полностью с тобой согласен, Марк, — охотно поддержал собеседника Помпей.

— Цезарю наплевать на всех. Он идет напролом к своей цели, не считаясь с мнением Сената и законами предков. Мы создали его своими руками, но наступит время, и он отрубит руки, что возвысили его, и скормит их псам.

— Теперь и я понимаю, что напрасно мы отдали Цезарю наместничество в обеих Галлиях.

— Дело вовсе не в этом. Не было бы Трансальпинской Галлии — Цезарь нашел бы себе иное место, которое обеспечило бы его нынешним положением и славой. Печальнее другое: мы сами без принуждения повесили над своими головами дамоклов меч. Ты, Гней, прибег к его помощи в минуты отчаяния, но как я оказался среди вас двоих — до сих пор не пойму.

— Цезарь умеет даже врагов обращать в друзей. Цицерон, не без его помощи отправленный в изгнание, теперь разделяет восторги толпы по поводу успехов Цезаря. И мы с тобой, Марк, в последние годы только и делаем, что помогаем Цезарю удержаться в Галлии. Хорошо бы лишить его наместничества вместе с легионами. Тогда мы смогли бы разговаривать с Цезарем на равных.

— Или же по примеру Гая Юлия получить наместничество и иметь под рукой по крайней мере несколько легионов, — продолжил мысль Помпея Красс.

— Я разделяю твои опасения, Марк, но не могу выступить против Цезаря с оружием. Его дочь Юлия — моя жена, и, как это ни странно для моих лет, я люблю ее…

— Речь идет не о войне против Цезаря. Я лишь хочу находится в более-менее равном с ним положении. Самое лучшее, что мы можем сделать, — это встретиться с Цезарем. Мы сообщим о желании получить наместничество в провинциях и послушаем, что он на это скажет. Я хочу Сирию. Что желаешь ты, Помпей Великий?

— Я пока не думал об этом.