Иван Клула - Екатерина Медичи

К этим статьям прилагались замечания парижского муниципалитета: полиция Парижа будет полностью подчиняться органам городского управления, Бастилия будет передана купеческому старшине или разрушена, военные могут быть размещены не ближе чем в двенадцати лье от столицы. Должны быть сняты любые запреты на проповеди. Ни один человек, подозревающийся в ереси, никогда не сможет занимать посты в городском управлении.

5 июля в Руане король принял все эти условия. Через некоторое время он подписал эдикт «о союзе его католических подданных», ставший полной капитуляцией перед Лигой. Документ должен был быть опубликован 21 июля в Парижском парламенте.

Капитуляция короля освободила обеих королев, и они получили разрешение покинуть Париж. 23 июля они уехали в Мант, где встретились с Генрихом III. Через два дня Екатерина вернулась в столицу. Ей хотелось бы привезти короля в Лувр, но он предпочел уехать в Шартр с супругой. Екатерина принялась за дела 1 августа: отправилась к Генриху III в сопровождении герцога де Гиза и кардиналов Бурбонского и Вандомского. Лигисты хотели продемонстрировать народу свое стремление к сотрудничеству с королем, которого они держали в руках. Играя отведенную ему [401] роль, Генрих III поднял герцога, преклонившего колено, и поцеловал его дважды с видимой нежностью. Вечером он пригласил его к себе на ужин и предложил выпить за здоровье своих «добрых парижских баррикадистов».

4 августа король начал раздавать награды руководителям Лиги: патентные письма даровали его «дражайшему и возлюбленному кузену, пэру и господину Франции» верховную власть над всеми армиями королевства; кардинал Бурбонский получил монаршее разрешение на назначение главы каждой гильдии во всех городах; кардинал де Гиз – обещание получить должность легата в Авиньоне, которую король попросит для него у папы; архиепископ Лионский – стать хранителем королевских печатей. Подобное проявление слабости объясняется тем, что король понимал, что находится в подчинении у Лиги и Испании, могущество которой казалось незыблемым.

24 июля испанская Армада подошла к английскому полуострову Корнуолл, а 31-го состоялась первая морская битва, не принесшая особого успеха. До 9 августа произошло несколько тяжелых сражений – «битва в заливе» – в Ла Манше, от Бретани до Кале. Вскоре английские брандеры [25] Брандер (нем. Brander) — судно, нагруженное горючими и взрывчатыми веществами, которое поджигали и пускали по ветру или течению на неприятельские корабли (прим. перев.). , брошенные на испанцев, смогли сломать военный строй кораблей Армады. Испанцы были вынуждены отвести свои корабли за Дюнкерк, где Александр Фарнезе собрал свой экспедиционный корпус. Ла Манш был недоступен – англичане энергично оборонялись. Высокомерный флот Филиппа II потерпел поражение. Постепенно оно превратилось в разгром – в ходе тяжелого отступления Армады, обогнувшей Шотландию и Ирландию. Жалкие остатки флота – около шестидесяти истрепанных кораблей из ста тридцати, отправившихся в Англию, пристали к берегу Сантандера 22 сентября.

В августе, пока еще можно было надеяться на победу испанцев, лигисты хозяйничали в Париже. 30-го они принудили [402] парламент не проверять патентные письма, в которых король даровал прощение одному из Бурбонов – графу де Суассону за его последующее участие в боях на стороне еретиков. Также они отказались передать Бастилию коменданту, а 12 августа снова потребовали возвращения короля в Париж в выражениях цветистых, но твердых.

Будущий созыв Генеральных штатов послужил для короля предлогом, чтобы отказать им в этом требовании. Депутаты трех сословий были созваны в Блуа на 15 сентября патентными письмами от 15 июля. В августе в королевстве состоялись выборы: почти во всех провинциях, где хозяйничала Лига, были избраны ее сторонники. Из 134 депутатов от духовенства почти все были лигисты, из 180 депутатов от дворянства их было меньше, но среди 191 депутата третьего сословия было 150 депутатов, преданных Лиге.

Король, уладив со своим Советом проблемы финансирования первых месяцев будущей войны с еретиками (как обычно, было решено просить денег у духовенства – 500000 экю), уехал из Шартра в Блуа, куда он прибыл 1 сентября 1588 года в сопровождении Екатерины и герцога де Гиза. Едва он расположился на месте, как 8 сентября совершенно неожиданно совершил чрезвычайный акт: полное обновление правительства, большинство членов которого были назначены когда-то королевой-матерью и имели ее полное доверие.

Каждый из этих верных слуг получил уведомление об отставке без каких-либо объяснений. Все современники одинаково расценили эту «чистку» как проявление «ненависти к королеве-матери». Когда Екатерина спросила у сына, каковы были причины, Генрих разразился грубыми упреками в ее адрес. Испанский посол Мендоза описал эту сцену своему повелителю: король заявил, что канцлер составил заговор с поставщиками, что Бельевр был гугенотом, Вильруа – высокомерным и тщеславным человеком, стремившимся лично вести переговоры с королем, Брюлар – ничтожеством, Пинар – пронырой, способным продать родного отца и мать за деньги. Если оправданием отставки министров монархии служили подобные причины, это значило, [403] что король совершенно не доверяет своей матери и ее верным слугам. Но Генрих III представил более основательные объяснения нунцию Морозини, которого папа Сикст V назначил кардиналом и легатом во Франции, чтобы он способствовал делу католицизма: если бы он не отправил в отставку своих министров, то без сомнения этого потребовали бы Генеральные штаты, потому что их обвиняли в финансовых махинациях, нанесших большой вред всему королевству. Вполне вероятно, что королева-мать знала заранее о готовящейся отставке и ее причинах, но она не могла легко на это согласиться. Бельевру она доверительно сообщила свои горькие мысли. Она осознавала, что ее личная власть, уже много раз опороченная, теперь больше не существовала.

Герцог де Гиз тоже был чрезвычайно оскорблен, что ему не сообщили об отставке министров. Некоторых из них, Вильруа, например, Генрих III подозревал в симпатии к лигистам. Скорее всего, внезапное решение короля было вызвано несколькими причинами: обновляя состав правительства, он, с одной стороны, показывал, что все дела переходят в его ведение после долгого правления королевы-матери и тех, к кому она благоволила; а с другой стороны, подтверждал свое стремление вернуться к ненавидимой всеми системе налогообложения; наконец, он освобождался от цепких пут Лиги, что было смело, учитывая состав Генеральных штатов, которые должны были вот-вот собраться.

В течение всего сентября проходили отдельные подготовительные ассамблеи трех сословий. Наконец, 16 октября состоялось торжественное открытие штатов на общем собрании в большом зале Блуаского замка. Зрелище было просто великолепным. Огромный неф был затянут роскошными драпировками фиолетового бархата, усыпанного золотыми лилиями. Принцы, кардиналы, епископы, вельможи, советники надели пышные платья для торжеств. Сидевшие на трибунах и галереях дамы были в великолепных платьях. На возвышении под королевским балдахином восседал Генрих III и обе королевы. Короля окружали его гвардейцы [404] и дворяне. Он был одет очень просто, выделялась только большая цепь ордена Святого Духа. Напротив скамей духовенства и дворянства и за барьером, позади которого располагалось третье сословие, на стуле без спинки, установленном перед королевским троном, как верховный главнокомандующий, сидел герцог де Гиз.