Александр Грязев - Откровение Дионисия

— Галактиоша, песенку спой!

— Шалды — булды, чики — чикалды, талды — балды, бух, бух, бух, — дразнила юродивого ребятня.

Но Галактион им не отвечал. Только иногда вдруг бросался на толпу мальчишек и те с визгом убегали от него. Галактион же смеялся.

Подойдя к воде, юродивый снял с плеча холщевую суму и рваную однорядку.

— Галактиоша, че, тя вши заели? — закричал самый бойкий из ребятишек.

— А тебя, Федька, сегодня высекут, — сказал Галактион сорванцу.

— Ха-ха-ха, — засмеялся тот, — блохи скачут, вши кусают, клопы спать не дают.

— Высекут, высекут… Помяни мое слово, — сказал Галактион и подошел к самой воде.

Босой, в рваной длиннополой рубахе и всклоченными на голове волосами, юродивый, воздев руки к небу, что-то зашептал и стал медленно входить в воду. Ребята замолчали и с любопытством на него глядели. А Галактион умылся, окунулся и вскоре вышел из воды, блаженно улыбаясь и поглаживая свою тощую грудь. Затем он неспешно выжал рубаху и порты.

— Галактиоша, — подошел к юродивому самый маленький. — Дай гостинчика.

— А-а, Васенька, — ласково улыбнулся Галактион. — Сейчас дам, дам.

Галактион раскрыл суму, достал просфорку и протянул малышу, погладив того по голове.

Сразу же подошли к юродивому другие ребятишки, и для каждого Галактион достал что-то из своей холщевой сумки: кому просфору, кому кусочек пирога, кому пригоршню сушеной свеклы или яблоко.

Один Федька все еще стоял в стороне, не решаясь подойти к Галактиону. Юродивый его заметил.

— На и тебе, Федя, яблочко освященное.

Федька несмело подошел и протянул руку.

— Только больше ни над кем не смейся, Федя. Ладно? Не будешь?

Федька в знак согласия покачал головой.

— Ну и ладно, ну и хорошо, — ласково проговорил Галактион.

— А меня сегодня высекут? — спросил Федька.

— Тебя, Федя, сегодня сечь не будут, ежели вы теперь все пойдете со мной.

— Куда, куда, — загалдели ребята.

— В монастырь. Там скоро будет молебен и крестный ход… Новый каменный храм возведенный видели?

— Видели, видели…

— Его сегодня московские изографы расписывать начнут чудными красками. Вы сие видеть должны. Пошли.

И Галактион первым зашагал на взгорок к монастырским стенам. Окруженный ребятней, юродивый прошел через распахнутые ворота Ферапонтовской обители, где сегодня в праздничный день Преображения Господня было необычно многолюдно.

Владыка Иоасаф стал служить молебен на начало великотрудного дела — росписи нового храма Рождества Пресвятой Богородицы в деревянной монастырской церковке.

Среди молящейся братии и прихожан стоял мастер — иконник Дионисий со своими сыновьями.

Глядя на светлые одежды изографов и светлые же их лица, видно было, что они готовы всем существом своим послужить во славу Божию и веры православной.

Под пение псалмов все после молебна вышли из церкви и крестным ходом во главе с Иоасафом пошли к новому, сияющему белизной каменному храму, который среди деревянных строений монастырской обители и сейчас казался дивным дивом.

Обойдя вокруг храма и окропив святой водой со всех четырех сторон его стены, Иоасаф с братией остановился перед ступенями высокого входа в церковь и, кратко помолившись, стал подниматься к дверям…

… Внутри храма было тесновато от возведенных лесов. Дионисий с сыновьями, надев холщевые фартуки, подошли под благословение к Иоасафу. Затем они прошли в алтарную нишу с высоким полукруглым верхом и по лестнице поднялись под самое полукружье, где все было готово к началу работу. Там еще до молебна иконники положили левкас ровным, гладким слоем и бледными, еле видимыми чертами наметили прорись будущего образа.

Дионисий перекрестился, взял кисть, легонько достал из сосуда немного краски и начал свое действо. Сосуды с красками, которые подавали ему сыновья, часто менялись в руках мастера-изографа.

Он писал то пурпурной охрой, то светлой, то празеленью, или голубцом, или лазурью. Писал скоро, уверено и прямо на глазах людей, стоявших в храме, вдруг появился лик Пресвятой Богородицы, светло и печально взирающей из-под купола апсиды на молящихся людей. Все случилось неожиданно быстро и было похоже на явление. Стоявшие в храме люди, увидев лик Пречистой, стали креститься, а хор монахов запел акафист Божией Матери.

Игумен Иоасаф вместе со всеми произносил слова торжественного и радостного песнопения: «… Радуйся свете нетления, радуйся, венче воздержания, радуйся воскресения образ облистающая, радуйся, ангельское житие являющая. Радуйся, древо светлоплодовитое, от него же питаются, вернии, радуйся, древо благосеннолиственное, им же покрываются мнози. Радуйся, во чреве носящая Избавителя пленным, радуйся, родшая Наставника заблудшим. Радуйся, Судии праведного умоление, радуйся многих согрешений прощение. Радуйся, одеждо нагих дерзновения, радуйся, любы всякое желания побеждающая. Радуйся, Невесто Неневестная»…

Иоасаф вместе со всеми глядел на чудную работу изографов и несказанная радость наполняла его душу.

Рядом с собой он увидел юродивого Галактиона, глаза которого тоже светились радостью.

— Ну, что, брат Галактион, чудно ведь и хорошо?

— Хорошо, отче… Хорошо и долговечно…

Иоасаф согласно кивнул Галактиону и опять направил свой взор под полукружье алтарного свода, где на глазах всех рождались святые образы в многочудных красках.

«Господь милостив, — думал Иоасаф. — И как бы не было тяжко в сей многотрудной жизни, сколько бы человек не переносил страданий, Господь не оставит его… Надо только верить, терпеть, молиться и уповать в делах своих на Спасителя нашего и Защитника. Воздвигая Божьи храмы и вознося в них молитвы, мы всякий раз воскрешаем Господа и побеждаем злобесные силы.

Ибо сказано: „Да воскреснет Бог и расточатся враги Его“».