Сергей Катканов - Рыцари былого и грядущего. Том I

Гуго вспомнил о том, как они тогда впервые собрались в Клерво. Отец Бернар благословил Роланда, Готфрида и Гундомара на вступление в Орден, а де Пейна, де Сент-Омера, де Мондилье, де Сент-Амана и де Монбара постриг в монашество. Теперь монахи Ордена были полноценными рыцарями, а рыцари Ордена были полноценными монахами.

Тогда отец Бернар казался им способным только к молитве и священнодействию, его считали косноязычным, но проповедь, которую произнёс им аббат на прощание, дышала самым высоким, воистину божественным красноречием:

— Я слышал в ваших словах опасение за землю, которую наш Господь почтил Своим присутствием и освятил Своей кровью. Как вы поступите, отважные мужи? Как вы поступите, служители креста? Отдадим ли псам Святыню, а бисер свиньям? Сколько грешников снискали на Святой Земле слёзным покаянием отпущение грехов после того, как языческая мерзость была вычищена мечём ваших отцов! Видит это дух злобы и завидует, скрежещет зубами и бледнеет! Потеря Святой Земли была бы для всех веков безутешным горем, как невознаградимое зло, но в особенности оно послужило бы вечным упрёком и бесконечным сожалением для нашего презренного века. Вперёд же, рыцари, и разите с неустрашимой душой врагов Христа, с уверенностью, что никто не может лишить вас милости Божьей!

Покидали Клерво, направляясь в Святую Землю, под неизгладимым впечатлением проповеди аббата Бернара. Рыцари долго ехали молча. Потом Гуго услышал, как де Мондилье начал что-то напевать себе под нос:

Он на некоторое время умолк, а потом продолжил без связи с предыдущим:

Гуго с недоумением спросил:

— Что это вы поёте, любезный брат?

— Я трувер. Мне кажется, в моей душе рождается песня.

— Вам будет очень интересно познакомиться с нашим Бизо. Заранее предвкушаю встречу северного трувера и южного трубадура.

— Наслышан о брате Бизо. С нетерпением жду нашей встречи.

— А про какие это неисчислимые тысячи рыцарей вы пели?

— Не знаю. Эти слова родились в моей душе, их смысл мне пока не понятен. — Гуго задумался. А потом и сам начал напевать слова, звучащие, как голос грядущего: — Тридцать три тысячи. Тридцать три тысячи рыцарей.

Командор Дмитрий Князев широкими размашистыми шагами вошёл в тренировочный зал. Он был в полном боевом снаряжении — белая туника с красным крестом трепетала на металлических доспехах, как флаг на броненосце. Шлем командор нёс в руке, его голова была затянута в тугой кевларовый подшлемник. Дмитрий широко улыбался. Сиверцев, который следовал за своим наставником в двух шагах, не сомневался, что командор, если судить по его жизнерадостному настрою, первым делом заключит в объятия невысокого тамплиера, который уже находился в зале. Последний, так же облачённый в доспехи и тунику, казалось, не обратил ни малейшего внимания на появление в зале новых людей, продолжая стоять к ним вполоборота и задумчиво рассматривая свой меч.

И вот, когда Дмитрий приблизился к нему на расстояние двух шагов, из-за спины командора неожиданно взметнулась молния двуручного меча — удар был явно рассчитан на то, чтобы раскроить товарищу череп. Маленький тамплиер был так же без шлема, а прочный, но тонкий подшлемник не смог бы выдержать такой удар.

«Малыш», по всем приметам находящийся в состоянии меланхолической задумчивости, казалось, совершенно не ожидал нападения, и всё-таки он ушёл из-под меча с кошачьей грацией, в падении успев нанести ответный горизонтальный удар, грозивший оставить Дмитрия без ног. Князев мгновенно подпрыгнул, как на скакалке. Похоже, он совершенно не имел упований на внезапность своего нападения. И понеслось.

Мечи дерущихся рыцарей мелькали столь стремительно, что почти не были видны; обоюдные удары сыпались градом, впрочем, очень редко достигая цели. Меч о меч почти ни разу не ударил и это отличало схватку от декоративных кинопоединков. (Позднее Дмитрий пояснил: «Только дурак бьет мечём по мечу. Мы бьем мечём по человеку»). Изредка один из противников при уклонении от атаки опаздывал на доли секунды и тогда его настигал удар по касательной. Через полчаса туники обоих рыцарей превратились в лохмотья. Они дрались совершенно по-настоящему — один вполне мог убить или покалечить другого.

Наконец рыцари остановились в нескольких шагах, сосредоточенно глядя друг другу в глаза. Спокойствие на их лицах слегка отливало хищным оттенком. Дмитрий очень медленно сделал два шага назад, потом так же медленно взял меч двумя руками, за клинок и за рукоятку, и ещё более медленно положил оружие на пол. Андрей понял, что Дмитрий действует так заторможено, чтобы его товарищ понял: это знак прекращения боя, а не очередной обманный жест. «А нельзя было просто словами объявить о том, что поединок окончен?» — спросил себя Андрей. И тут же сам себе ответил: «Слова ничего не значат. После словесных заверений о вечном мире можно получить смертельный удар. Рыцари дрались всерьёз и окончание боя должно быть таким же, каким было бы в жизни».

Между тем, маленький рыцарь, так же отступив на несколько шагов от Дмитрия, последовал его примеру и положил меч на пол, но уже без нарочитой медлительности. Они стали двигаться по окружности, продолжая смотреть друг другу в глаза. Удалившись на максимальное расстояние от своих мечей, они спокойно сошлись и сдержанно обняли друг друга.

— А ты не промах, господин главный бухгалтер, — заключил Дмитрий, улыбнувшись так же широко, как и перед боем.

— Рядом с русским коварством всегда надо быть начеку, — заключил «главный бухгалтер» на довольно чистом русском, впрочем, с выраженным английским акцентом.

— Пойдём в тир?

— Пойдём в тир.

Умение рыцарей в упор не замечать оруженосцев и послушников в современном Ордене поразительным образом сочеталось с предельно бережным, очень тёплым отношением к этим слугам войны. Андрей, чутко впитывая орденскую атмосферу, теперь уже понимал, что это вызвано редким сочетанием жёсткой иерархии и христианской любви, когда каждый помнит своё место, и в первых рядах, казалось, могут не обращать внимания на последние, но всегда помнят о них. И сейчас Сиверцев нисколько не удивился тому, что Дмитрий и его товарищ совершенно не замечали его.

Направившись в тир, братья-рыцари, кажется, случайно обратили внимание на Андрея, который всё это время стоял недалеко от входа «позабыт-позаброшен», хотя был специально приглашён сюда Дмитрием с неведомой целью.

— Сэр Эдвард, позвольте представить вам Андрея Сиверцева, русского офицера и послушника Ордена, — обронил Князев с небрежной любезностью.