Сергей Катканов - Рыцари былого и грядущего. Том II

— Я больше не тамплиер, мессир. Вас это разве не касается?

— Знаешь, о чём я подумал, Андрюха? В каждой из этих женских особей сидел сильнейший демон. Их использовали не какие-то мелкие бесы, а князья преисподней. Когда мы разрушали их тела, демоны лишались своих жилищ, значит, они вполне могли войти в нас, тем более, что мы — убийцы — неплохие убежища для демонов. Но вот мы сейчас говорим с тобой, и я понимаю — мы оба всё те же, демоны в нас не вошли. А почему? Мы молились во время боя. Наши молитвы были не просто слабы и несовершенны, они звучали почти кощунственно посреди этой бойни. И всё-таки Господь принял наши молитвы. Демоны опоганили души грешных бойцов, но внутрь наших душ не вошли. Господь запретил.

Андрей бухнулся в кресло и неожиданно разрыдался. Князев по-прежнему смотрел в окно. Рыдал Андрей недолго, но ему сразу стало легче. Когда он успокоился, Князев вновь заговорил:

— В твоих слезах, Андрей, было куда больше смысла, чем в твоих словах. Хорошо, что поплакал. Душа размякла, значит отходишь. Мне труднее. Все слёзы давно уже выплакал, и теперь в груди как будто деревяшка, а не душа. Но ничего, и я отойду. Не может же человек жить с поленом вместо души. Говоришь, в монастырь собрался?

— Да, не вижу другого выхода.

— Это хорошо, что тебя потянуло в монастырь, а не в Иностранный легион. Значит, ты по-прежнему с Богом и желаешь быть только с Богом. Хотя ни в какой монастырь ты, конечно, не уйдёшь, забудь. Выбрось из головы и всё. Если демон не смог войти в твою душу посреди этой кровавой мерзости, значит, ты выстоял и победил. Значит, ты настоящий тамплиер.

— Вам, мессир, нужны парни покрепче меня.

— Хотелось бы. Но я нигде не найду покрепче. Придётся тебя укреплять. И не кокетничай, Андрей. Это пошло. Слёзы — это честно, а рассуждения по поводу собственной слабости — пошло. Сейчас пойдём к отцу Августину на исповедь. Господь укрепит.

— Да, конечно. Но у меня ощущение полного тупика. Разве это выход — убивать девочек-подростков?

— А ты не ищи выход. Выхода нет. Ты что думал, что теперь станешь неустрашимым борцом со злом на манер голливудских героев? Ты думал, что после боя с сатанистами будешь счастливым? Почувствуешь глубокое удовлетворение? А вот хрен тебе. Наш путь ужасен именно тем, что мы осознаём — никакого зла мы никогда не победим, и дай Бог нам самим не стать носителями зла. Но сегодня ночью мы спасли жизни десяти невинных младенцев. Мы могли сидеть, сложа руки, зная, что рядом с нами убивают детей? Откровенно говоря, я надеялся, что убивать этих демонопоклонниц не придётся. Думал, повяжем и сдадим в полицию. Кто же знал, что такое начнётся? Но тут уже — Божий приговор. Не мы их приговорили. Обязательно сходи в приют, посмотри на детишек, которых мы спасли от удушения в кувшинах. И на скелетики посмотри, и на святые мощи. И ничего больше не говори. Сейчас не до теорий. Мы бойцы. Мы нищие рыцари Христа и Храма.

— Именем Господа, мессир.

— Тяжело мне, батюшка, — Сиверцев сидел перед отцом Августином, облокотившись на колени и опустив голову. — Собрался было вообще из Ордена уходить. Дурак, конечно. Кто я без Ордена? Вопрос ведь не в том, где мне будет лучше. Вопрос в том, где я буду самим собой. Если я не тамплиер, значит я никто. Но я не могу. После Индии еле в себя пришёл. Но там были ещё цветочки — относительно нормальный, правильный бой. А сейчас столкнулись с каким-то уж совсем запредельным инферналом. Дело даже не в том, что девочек резать пришлось, хотя и это, конечно, ужасно. Но куда ужаснее прикасаться душой к этой мерзости. Мне кажется, ещё одного раза я не выдержу. Тупик во мне.

— Это хорошо, Андрюшенька, что тупик. И больше того скажу: ни аз многогрешный, ни командор Князев, и никто в Ордене ничем не сможет тебе помочь. И утешить мне тебя нечем — рад бы сказать тебе какое-нибудь мудрое целительное слово, а нет его у меня. Могу изречь только что-нибудь очень банальное и фальшивое, но фальшь не люблю, да и тебе не понравится. Да, Андрюшенька, это так — ни один человек на свете не может тебе помочь. И это хорошо. Ведь только в таких тупиковых, безвыходных и безнадёжных ситуациях человек начинает по-настоящему понимать, что у него есть только одна надежда — на Бога. Пока наша жизнь идёт по накатанной колее, мы больше надеемся на себя и на других. А когда упрёмся головой в стену поднимаем глаза к Богу. Потому что больше некуда. Это очень полезно для укрепления нашей веры.

— Но я даже не знаю, что мне просить у Бога.

— Прошение у нас всегда одно и тоже: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного».

— Всё так, батюшка, всё так. Мы с вами должны были про сатанизм поговорить, а мне теперь кажется — я не могу. Такое отвращение — боюсь, вытошнит. А раньше даже интересно было покопаться во всех этих «глубинах сатанинских». Не понимал, к чему прикасаюсь.

— Значит, ты созрел для разговора о сатанизме. К нему нельзя прикасаться «с интересом» — это плохой знак. Я, знаешь, иногда встречал таких «борцов с развратом», которые любили детально и подробно поговорить о блудных грехах, то есть, конечно же, о том, как эти грехи отвратительны. Но если бы они, действительно, испытывали отвращение к блуду — старались бы вовсе об этом не говорить, или только в случае крайней необходимости, для чьей-то пользы, как можно реже и короче. Так же иные «борцы с сатанизмом» — уж очень любят посмаковать детали сатанинских практик. Нездоровый это интерес, не полезны для души такие разговоры. А если ты не хочешь говорить о сатанизме, значит с тобой можно о нём говорить. Вытошнит — не переживай. Подотрём.

— С чем мы столкнулись? Что это за Лилит? Она и её лилин, кажется, не считали себя сатанистами?

— Не считали, но являлись таковыми. Тут надо начинать с начала и понять главное: сатанизм есть далеко не только то, что называет себя сатанизмом. Сам по себе термин появился весьма недавно. В 1966 году венгерский еврей Антон ЛаВей объявил себя создателем «Церкви Сатаны». Он составил две книги: «Сатанинская библия» и «Сатанинский ритуал». Эти книги легли в основу вновь созданного вероучения. Только с этих пор и говорят про сатанизм, как таковой. Но это очень наивно и примитивно. Ведь нетрудно догадаться, что реальный сатанизм под другими названиями существует ровно столько, сколько времени прошло с момента падения Люцифера и обращения его в Сатану. Этот деятель не любит называться собственным именем, но он всегда под разными именами создавал или поддерживал религиозные культы, которые по сути своей являются сатанинскими.

— Кто-то даже сказал, что любая языческая религия — в той или иной степени завуалированный сатанизм.

— Такие обобщения мне как раз не очень нравятся. Ну да: «в той или иной степени». Но очень важно — в какой именно степени. Дико и абсурдно полагать, что до Авраама все религии были языческими, а любое язычество — сатанизм. Если так, то что получается: на протяжении многих тысяч лет все народы служили Сатане, и никто на Земле не знал истинного Бога? Грех даже думать такое.