Бенджамин Дизраэли - Алрой

В направлении пустыря несколько еврейских всадников гнали впереди себя трех сельджуков. «Никому никакой пощады, Авнер! Они все подобны Амалеку, врагу иудеев извечному!» — кричал Алрой, размахивая окровавленной саблей.

«Один готов, другой за ним, а вот и третий! Сабля моя потрудилась на славу!» — возликовал Авнер.

«Твоя лошадь истекает кровью, Авнер. Где Джабастер?»

«У городских ворот. Рука рубить устала. Господь дал их нам на растерзание. Добраться бы до главаря!»

«Обернись, злодей кровавый! Я пред тобой!» — прокричал Хасан.

«В сторону, Авнер! Он мой!»

«Предводитель, ты и так довольно положил врагов!»

«Ты не меньше преуспел. А этот — только для меня! Подойди, турок!»

«Ты Алрой?»

«Он самый».

«Ты пролил кровь Алчирока?»

«Имел честь!»

«Бунтовщик и убийца!»

«Как тебе угодно. Беспокойся о себе!»

Иудей метнул копье в сельджука. Острие скользнуло о нагрудную броню, вонзилось в землю. Всадник пошатнулся в седле, кинулся на врага со всею быстротой и силой. Их сабли скрестились, и оружие мусульманина сломалось пополам.

«Негодяй, кто продал мне клинок! Лгал, что лишь халифа сабля крепче!»

«Ты прав. А сейчас — прав я!» — вскрикнул Алрой и зарубил сельджука. Вскочил в седло вороного коня, что недавнему врагу принадлежал, и поскакал туда, где не окончен бой.

Ночь торжествовала. Крики, шум — все стихло. Мятежники не оставляли мусульман в живых. Спрятавшихся отыскивали и убивали. Последовательна и неумолима одержимость веры. Не знает пощады жестокий восток.

Горели факелы. Пока приготовлялась трапеза, победители распевали гимны и благодарили Бога.

Вот выступила вперед пророчица Эстер. Бьет в медные тарелки, танцует пред мессией Израиля. А тот стоит усталый, сабля опущена, с ним Джабастер, Авнер, Шерира. Сейчас кто усомнится в божественности миссии Алроя и в величии содеянного им? Казалось, немая пустыня подхватила песнь торжества, вторя победителям.

Чем гуще тревога, тем неповоротливее время. Туман неизвестности окутал еврейский квартал Хамадана. Уж в который раз почтенный Бостинай вопрошает седобородых старейшин — победа или гибель, падение или величие? Мирьям погружена в молитвы — лишь спасения брату просит, не думает о высоком. И простая мысль может наполнить сердце до краев.

Две недели, как властитель Хамадана ушел побеждать и карать. Две недели нет вестей. И вот часовой на вышке возгласил, что видит вдалеке военный строй. Жители облепили городские стены. Ликование и предвкушение среди мусульман, холод и трепет в сердцах иудеев.

«Бог един!» — торжественно провозгласил командир охраны.

«И Мухаммед — Пророк Его!» — подхватил часовой.

«Завтра обрежем носы еврейским псам!»

«Утрачен скипетр!» — в отчаянии воскликнул Бостинай.

Удрученная, бессильная, приниженная Мирьям кинулась вон из дома, нашла в саду кучу пепла, обсыпала себя. «Господи, не оставь Давида!» — шептала.

Медленно и торжественно шествовали муллы к городской стене — излить потоки благословений на голову Хасана-победителя. Муэдзины проворно взобрались на минареты, чтобы тягучими голосами напомнить жителям Хамадана и всему свету, как велик Аллах.

«Хотел бы я знать, жив ли Алрой?» — спросил командир охраны.

«Если жив, его посадят на кол!» — заявил стражник.

«А если мертв, труп его отдадут на съедение собакам!» — добавил командир.

«Бостиная ждет петля.»

«И его племянницу — тоже.»

«Увидим. Говорят, Хасану нравятся черные глаза.»

«Надеюсь, истинный мусульманин не коснется иудейки!» — взволнованно произнес черный евнух.

«Они приближаются. Какую пыль подняли, однако!» — воскликнул командир.

«Я вижу Хасана!» — крикнул стражник.

«Я узнаю его черного коня!» — подхватил черный евнух.

«Любопытно, сколько драхм стоит Бостинай?» — задался вопросом командир стражи.

«Несчетно!» — ответил стражник.

«Надеюсь, добро свое он честно приобрел», — вновь выразил надежду евнух.

«Проверим», — сказал командир, — «Как бы там ни было, тысячу, которую я должен старому Моисею, я не верну. Теперь мы свободны от долгов евреям.»

«Разумеется», — подтвердил евнух.

Всадники совсем близко. Авангард достиг городской стены.

«О, Боже, кто это гарцует впереди?» — спросил командир охраны, несколько смущенный.

«Никогда прежде не видел его», — ответил стражник, — «Одежда наша, сельджукская, не иначе, кто-то из Багдада.»

Зазвучали трубы.

«Кто командир охраны?» — крикнул воин внизу.

«Я!»

«Открыть ворота царю Израиля!» — прозвучал приказ.

«Кому?» — спросил изумленный командир.

«Царю Давиду. Богу было угодно отдать нам на истребление армию Хасана. Мы не оставили в живых ни самого Хасана, ни командиров, ни солдат сельджукских. Я — Джабастер, посланец владыки нашего. Этот меч — мандат мой! Немедленно прикажи открыть ворота, и мы преподнесем вам, мусульманам, подлинного милосердия урок. А заупрямитесь, то, как говорит наш царь, ворвемся силой, всех поубиваем без разбора, включая стариков и сосунков.»

«Немедленно позвать сюда почтенного господина Бостиная!» — взвизгнул испуганный командир охраны, — «Он вступится за нас!»

«И не забыть достойную госпожу Мирьям, она так милосердна!» — присовокупил стражник.

«Я возглавлю процессию!» — вызвался выполнить приказ черный евнух, — «Кто, как не я, знает к женщине подход!»

С нерастраченными благословениями и с неподобающей статусу богохульной поспешностью возвращались муллы в святилище знаний и истинной веры. Муэдзины на минаретах не исторгли из раскрытых от удивления ртов положенные Аллаху славословия. Обожающие иудеев мусульмане толпами рвались к дому Бостиная и Мирьям, вызывали их преданными голосами, и каждый желал первым поцеловать края одежды господина и госпожи.

Широко распахнулись ворота. Джабастер и его воинство вошли в город, заступили в караул. На площади перед большой мечетью собрались правоверные горожане, чтобы празднично и достойно встретить победителей. Огни на минаретах раздвигали ночные тени, освещали спешно развешанные на городских стенах ковры, гобелены, гирлянды цветов. Громкой ликующей музыкой приправили правоверные Хамадана идиллию счастливой встречи с армией иудеев. Горожане и воины приветствовали друг друга радостными возгласами. Появился знакомый всем вороной конь, достойно неся в седле своего седока. Люди упали ниц, кричали: «Долгой жизни тебе, долгого царствования тебе, Алрой!»

Вот идет депутация самых почтенных горожан. Во главе ее старик и скромная девица с опущенными долу глазами. Милости и защиты победителей приготовились просить. Всадник спрыгнул с коня, обнял девицу, вскричал: «Мирьям! Сестра! Сейчас, наконец, сознаю мой триумф!»