Бенджамин Дизраэли - Алрой

Черные евнухи, вооруженные секирами с рукоятями, украшенными слоновой костью, окружали дюжину красавиц-черкешенок и скрывали девиц от нескромных глаз. Но и без того прелестные лица таились за длинными вуалями, а грациозные формы не угадывались за свободной одеждой.

Блестящая процессия достигла царского шатра. Просители смиренно поклонились Алрою. Двенадцать самых почтенных граждан города выступили вперед. Руки скрещены на груди, глаза опущены долу. Они согнулись и в знак смирения поцеловали землю перед Алроем. Один из дюжины, глава посланничества, самый красноречивый, шагнул навстречу царю. И это — Хонайн!

Скромно, но блюдя достоинство, врач халифа поклонился завоевателю востока. Благородное выражение лица и изысканные манеры выделяли его среди прочих посланников побежденного города. Одежда его изящна, слова обдуманы, жесты сдержаны — в точности, как в день первой встречи с Алроем на базаре Багдада, когда вельможа спас юношу из когтей лживого Абдаллы. Велика заслуга сохранять достоинство в минуту величия, велика вдвойне, когда судьба недружественна.

Хонайн заговорил, и воцарилась почтительная тишина.

«Завоеватель мира! Это Господь, непререкаемый распорядитель судеб людских, отдал в твои руки наше достояние и сами жизни. Мы доставили в твой лагерь атрибуты нашего богатства и процветания. Это не дань, ибо все, что есть у нас — все твое! Мы лишь хотели тебе представить нарочито, какие чудные произрастают плоды на почве спокойствия и мира. Есть мера материальная милосердию завоевателей, и потому оно сулит доход не только покоренным, но и победителям, причем вдвойне. Чем разрушать, мудрее приобретать, и обладать, и умножать.»

«Провидению угодно было, чтоб мы родились подданными халифа. Теперь же оно отдало нас во власть твою. Мы будем преданы тебе, как были преданы ему, и смиренно просим даровать нам покровительство, как он нам даровал его.»

«Каким бы ни было твое решение, мы подчинимся с кротостью, подобающей признанию абсолютной силы. Но мы полны надежд. На наше счастье не грубый варвар покорил восток, но завоеватель благородный и просвещенный, ценитель благ цивилизации, наук и искусств знаток, правитель милосердный и гуманный. Мы ждем добра и милости от царя, который юные года свои отдал учению, впитал достойнейшую веру и высокую мораль ее. Мы преклоняемся перед владыкой, славным потомком священного народа, древность которого признавал Пророк.»

Хонайн смолк, и тишина в шатре сменилась гулом одобрения. И к слабому придет успех, коли не уронит себя с сильнейшим.

«Благородный эмир», — сказал Алрой, — «Оповести Багдад, что царь Израиля гарантирует защиту его жителям и их имуществу.»

«А их вере?» — тихо спросил посланец.

«Терпимость», — ответил Алрой, взглянув на Джабастера.

«До появления у нас новых идей», — уточнил Первосвященник.

«Жизнь халифа в полной безопасности, и он будет почитаем нами», — добавил Алрой.

«Возможно воодушевит тебя, царь, известие о том, что султан Рума увез с собой нешего недавнего правителя.»

«И гарем его?»

«И гарем его.»

«Это излишне. Мы не воюем с женщинами.»

«Не только женщины, но и мужчины обязаны благодарить тебя за милосердие.»

«Биноми, когда господину посланнику придет время возвращаться, собери почетный кортеж, чтоб сопроводил гостя», — обратился Алрой к молодому командиру. «Благородный эмир», — продолжил царь, — «Я воин и более всего почитаю оружие и знаю толк в нем. Прими мой солдатский дар», — сказал Алрой и протянул Хонайну восхитительный кинжал.

Посланец Багдада принял из рук царя подарок, поднес к губам, поцеловал, как водится на востоке, и укрепил кинжал на поясе.

«Шерира!» — воскликнул Алрой, — «приготовь для эмира лучший шатер и позаботься, чтобы бойцы наши в простоте своей не обидели гостей.»

«Владыка, я исполнил свою миссию. Теперь я должен сделать нечто не менее важное, касающееся меня самого. Я бы вернулся, с твоего великодушного согласия.»

«Как угодно, благородный эмир. Биноми, сопроводи с почетом. Прощай, посланец.»

«Необычайная личность сей эмир, не так ли, Джабастер?»

«Изысканный турок. Изощренность ума проявляется в умении тонко льстить.»

«Что ж, похвалы — неизбежная награда умного льстеца. Ты думаешь, он турок?»

«Судя по одежде.»

«Возможно. Азриэль, сворачивай лагерь. Мы направляемся в Багдад.»

Командиры занялись подготовкой к маршу. Новость о скором вступлении в Багдад мгновенно облетела лагерь и породила лихорадочный энтузиазм бойцов. Они сворачивали палатки и торопили миг встречи с новыми приключениями. Алрой опустил занавеси шатра, уединился, погрузился в раздумье.

«Алрой!» — прозвучал голос снаружи.

Он встрепенулся, вышел из шатра. Перед ним стояла пророчица Эстер.

«Эстер! Это ты?»

«Алрой, не иди в Вавилон!»

«Отчего же?»

«Так Бог сказал. Не иди в Вавилон!»

«Не отпраздновать великую победу, о дева?»

«Не иди в Вавилон!»

«Да отчего же? Что страшит тебя?»

«Не иди в Вавилон!»

«Отвергнуть дар судьбы и без причины?»

«Бог сказал. Это ли не причина?»

«Я помазанник Бога. Его остережение мне не известно.»

«Вот, оно тебе известно! Не повторяй грех древнего царя Ахава, что пренебрег пророком!»

«Пренебречь тобою, пророчица!? Той, что предрекла мои победы!? Не способен Алрой на черную неблагодарность. Горячие слова твои — триумф предвидения, и нет сомнения в их силе окрыляющей!»

«Но ты сомневаешься! Ты сейчас сомневаешься! О, царь Израиля, не иди в Вавилон!»

«Прекрасная дева! Раз видевший и слышавший тебя — вовек не усомнится! Поверь, Эстер, нет повода для опасений. Для радости есть повод — настал тот редкий в жизни миг, когда мечта вернее предречений!»

«Алрой, Алрой, не иди в Вавилон!»

«Во мне нет страха. Я вижу впереди сияние вершины достижимой.»

«Как ужасно! Ты не слушаешь. Теряем все!»

«Обретаем все!»

«Утратим мечту нашу — вернуться под небо священного Сиона! Сердце не обманешь: оно к утраченному рвется, и прошлым будет жить.»

«Дивная Эстер!» — воскликнул Алрой и взял ее руку в свою, — «Близок день, и столица востока ослепит мир. Народ наш более не гоним, и иным мечтам пора пришла. О, дева, избери мужа, одного из воевод моих, который по сердцу тебе, и я приготовлю царство в приданое. Эстер, тебе к лицу корона!»

Пророчица уставила на Алроя взгляд темных глаз. Какие мысли роились в голове ее? Пред ней спокойное непроницаемое лицо юного завоевателя. О чем он думал? Эстер опустила голову, молча ушла.

Знамена полощутся, фанфары ликуют, лошади ржут, копья сверкают. Неумолимо движется войско, оно оглушило и ослепило горизонт, словно утреннее светило ворвалось в ночь и вдребезги разбило ее.