Н. Северин - Последний из Воротынцевых

Полинька с досадой передернула плечами.

— А все же претензии его законны, и если уж такие важные господа, как сенатор Ратморцев, оказывают ему протекцию…

— А ты почем знаешь, как они ему протекцию оказывают?

— Я о них очень много знаю, — усмехнулась девушка. — Меня пригласили заниматься с барышнями Ратморцевыми.

— И ты согласилась?

— Я обещала дать ответ завтра.

Капитан промолчал.

— Что же, она на мое последнее письмо не отвечала.

— Кто это — она? — спросил капитан, сердито сдвигая брови.

— Марфа Александровна, — поправилась девушка, краснея от досады. — Я у нее спрашивала, приедет ли она на зиму в Петербург, и, не получая ответа, решилась принять предложение Ратморцевых, а уж теперь не знаю, право, как и быть. Ведь он, этот «наследник», у них живет, и, может быть, мне и с ним придется заниматься. У него, говорят, прекрасный голос.

— Это у ублюдка-то?

— У сына Александра Васильевича Воротынцева. Григорий Александрович Воротынцев. Недурно, — проговорила Полинька с задумчивой улыбкой.

— Особенно после того, как до двадцати лет Гришкой величали, — ехидно хихикнув, подхватил отец.

Полинька поморщилась. Ее интересовал этот молодой человек, и от шуток отца ее коробило.

— Ты что же не летишь к своему другу-то? — начал он снова, пыхнув раза два из трубки.

— Поздно уже, не обеспокоить бы, — неохотно ответила дочь.

Живые глазки старика заискрились злым блеском.

— А интересно с сыном-то мещанки познакомиться, а?

— И в мыслях нет!..

— Те-те-те! Не финти, меня не проведешь! Как ты ни умна, а я тебя всю насквозь вижу. Испортила тебя старая грымза, вконец испортила. Долго мне еще придется польский дух из тебя выколачивать, — продолжал он, стуча костлявым пальцем по столу. — А уж когда-нибудь да выколочу! Будешь ты у меня по-русски мыслить и чувствовать, не я буду, если этого не добьюсь. Поезжай сейчас к Марфе Александровне, извинись, что раньше не могла быть, и скажи ей, что тебя приглашают давать уроки у ее дяди, сенатора Ратморцева, но что без ее одобрения ты на это решится не можешь, так и скажи, — прибавил он, строго возвышая голос. — И, как велит, так и поступай. Одевайся и без разговоров — марш!

Когда капитан выражал таким образом свою волю, это значило, что от принятого решения он не отступит, и оставалось только повиноваться.

Подъезжая к дому Воротынцевых, Полинька не заметила огня ни в одном из окон, выходивших на набережную. Но ворота были отперты и у подъезда стояла карета. Освещена была и лестница, а в длинной прихожей камердинер Михаил Иванович беседовал с чужим лакеем в ливрее. При ее появлении оба поднялись с коника, на котором сидели, и, снимая с нее салоп, Михаил Иванович предложил ей пройти в боскетную.

— У барышни гость, князь Владимир Андреевич. Они изволили приказать вас в боскетную провести, когда вы пожалуете.

Эту комнату, названную боскетной потому, что стены ее были обиты разрисованными цветами и деревьями по полотну, а перед широким угловым окном стояла большая позолоченная клетка с канарейками, Полинька хорошо знала; она примыкала с одной стороны к бальному залу, большой столовой и гостиной, а с другой — к проходной комнате, из которой дверь вела на половину покойного Александра Васильевича, выходившую окнами в сад. Эта половина была освещена в тот вечер, но с набережной догадаться об этом было трудно.

Проводив сюда гостью, камердинер вышел, а Полинька села на маленький диванчик из белого дерева, обитый розовым атласом, сложила на груди руки и стала ждать.

Время тянулось долго; заняться было нечем; со столов и этажерок, расставленных кругом, все было прибрано: книги, альбомы, ящики с шахматами и домино; птиц в клетке не было ни одной. В углу, на белой мраморной колонке, в бронзовом канделябре, с которого сняли кисейный белый чехол, горела свеча. Оглянувшись нечаянно на дверь против той, в которую она вошла, Полинька увидела анфиладу комнат, утопавших во мраке, и ей жутко стало среди царствовавшей вокруг нее тишины и пустоты. Долго ли заставят ее ждать?

Посетителя Марты она понаслышке хорошо знала. Это был очень важный сановник и влиятельная при дворе личность. С покойным Воротынцевым он был в хороших отношениях, и то, что он так засиделся у Марты в день ее приезда в Петербург после более чем восьмимесячного отсутствия, можно было считать хорошим предзнаменованием для осиротелой семьи Александра Васильевича: не все, значит, отвернулись от нее.

По естественному сцеплению мыслей, Полиньке вспомнились еще недавно слышанные толки о том, что непризнанному сыну покойного Воротынцева не так-то легко будет добиться восстановления своих утраченных прав. В городе носились слухи о том, будто внезапная смерть Воротынцева произвела впечатление на государя. Говорили про какое-то письмо, переданное царю по просьбе Александра Васильевича тем самым князем, который теперь беседовал с Мартой. Князь доводился Воротынцеву родственником. Да и кроме него у Марты было много влиятельных друзей и родных, а у того других покровителей, кроме сенатора Ратморцева, нет. Правда, за него закон, но мало ли совершается беззаконий на свете! Во всяком случае, еще много может пройти времени, прежде чем решится его судьба, — так много, что он, пожалуй, успеет и состариться в своей жалкой роли непризнанного претендента на знатное имя и огромное состояние. Как он должен мучиться и волноваться!

По одному тому, как близко к сердцу принимала Полинька страдания этого юноши, которого она никогда не видела, можно было судить о том, как она охладела к своей бывшей приятельнице.

«Зачем я здесь? — спрашивала она себя с досадой. — Отец велел. Но не лучше ли было бы вынести с ним сцену, чем подвергаться незаслуженным унижениям?»

Ее здесь третируют, как прислугу. По первому зову она прискакала, и, чем бы выйти к ней навстречу, поблагодарить за то, что она приехала, приласкать, ее заставляют ждать одну целый час…

Раздался звонок. Мимо боскетной прошел Михаил Иванович, а в конце проходной комнаты дверь растворилась и на пороге появилась Марта в сопровождении высокого старика в генеральских эполетах, с увешанной орденами грудью. Они прощались. Старик пригнул свою лысую голову, чтобы поцеловать руку Марты, а она прикоснулась губами к его виску.

— Так вы мне советуете завтра же съездить к графу? — спросила Марта.

— Всенепременно. Он знает, что вы здесь. Его расположение к вам всем известно, он — один из ваших самых усердных почитателей и за удовольствие почтет быть вам полезным. Я уполномочен сообщить вам это, милая племянница. — И князь снова поднес к губам ее руку, которой не выпускал из своих.

Среди тишины, царившей в опустевшем доме, каждое слово явственно долетало до ушей Полиньки и усиливало ее душевное смятение. Неужели ее отец прав и пренебрегать протекцией Марты было бы непростительной ошибкой? Неужели, невзирая на все, что случилось, Марта будет по-прежнему знатна и богата, по-прежнему будет занимать видное место при дворе, пользоваться всем, чем она пользовалась при жизни отца, когда нельзя было даже и предвидеть катастрофу, обрушившуюся на их дом? Но в таком случае зачем же Александр Васильевич лишил себя жизни? А тот-то, несчастный?