Галина Серебрякова - Вершины жизни

— Конечно, мисс Женни. Предвижу, как это должно быть забавно.

— Не имея портрета почтенного пса, я вынуждена была воспользоваться переводной картинкой. Не правда ли, похож? — Женни показала смешную лохматую собачью голову.

— Сходство с мистером Виски полное, — серьезно подтвердил Поль.

— И я нахожу это. Итак, внимание.

Женни начала громко читать:

— « Вопрос. Достоинство, которое вы цените больше всего в людях?

Ответ. Лаять на нищих.

…у мужчин?

— Сварливость.

…у женщин?

— Задиристость.

Ваша отличительная черта?

— Постоянное чувство голода».

Поль весело рассмеялся.

— Вы, однако, проникли в самую сущность собачьей психологии.

— «Ваше любимое занятие?» Знаете, что шепнул мне Виски в ответ на этот вопрос? «Грызть кости».

«Ваше представление о счастье?

— Послеобеденная прогулка.

…о несчастье?

— Быть окунаемым в воду.

Ваш любимый герой?

— Пес Одиссея.

…героиня?

— Подыскивается.

Ваш любимый прозаик?»

— Конечно, Бюффон, — подсказал Лафарг.

— «Ваше житейское правило?

— Ешь и веселись.

Девиз?

— Если стеснять себя, то удовольствие невозможно».

— Ну, знаете, мисс Женни, вы мастерски воспроизвели но только четвероногого, но и двуногого эгоиста, — сказал Лафарг, еще раз перечитав признания Виски и вдоволь посмеявшись.

— Но у Виски такая добрая душа. Жаль, если его ответы не отразили этого, — пошутила Женнихен.

В комнату вошла Лаура. Свет зажженной на столе лампы упал на ее темно-красное шерстяное платье и узенькие черные туфли, выглядывавшие из под пышной, отделанной тесьмой юбки. Лицо девушки оставалось в тени.

— Наша Ди все еще увлечена своей книжкой признаний. Она поставила себе целью познать всех встречающихся на ее пути людей с помощью нескольких вопросов и ответов. Как было бы хорошо, если б люди узнавались столь просто. Увы, игра остается игрой, шуткой, — сказала Лаура. — Исповедовались ли вы уже, Поль?

— Нет еще. Если вы позволите, однако, я сначала разожгу камин. В мое представление о несчастье всегда включался холод. Я чертовски не люблю мерзнуть.

— Вам следовало бы вернуться на родной остров Кубу. Он кажется мне одним из блаженных островов Кампанеллы, прекрасным, как мифическая Эллада.

Женнихен вышла, сославшись на необходимость переписать кое-что для отца. Обернувшись в дверях, она напомнила Лафаргу:

— Не забудьте ответить на вопросы. Книга на столе.

Когда огонь в камине запылал, Поль подошел к столу, за которым сидела Лаура. В комнате было очень тихо. Никто не прерывал молчания. Поль пододвинул книгу признаний и принялся писать.

— Вот как, ваша отличительная черта — опрометчивость, — заметила Лаура, читая из-за спины молодого человека его ответы. — А почему вы скрываете имя любимой героини?

— Я не могу ее назвать. Имена, которые мне больше всего нравятся, — это Лора и Маргарита. Если вы любопытствуете узнать мой любимый цвет глаз, то он… — Поль посмотрел как-то особенно на Лауру, — …с золотистым отливом. Но я умолкаю, так как мой девиз: «Прежде чем говорить, поверни язык семь раз во рту». Пусть за меня сегодня говорит Петрарка.

Поль остановился и коснулся руки девушки.

Поль встал. Глаза его жгли.

— Я люблю тебя, Лора, и ты, я знаю, ответишь мне тем же, — внезапно переходя с рифм на прозу, закончил Поль и поцеловал девушку. — Ты будешь моей женой.

— Я не уверена, что достаточно люблю тебя, — попыталась протестовать Лаура, — но, кажется, ты убедил меня в том, что кто горит, тот зажигает, — добавила она, не отнимая руки, которую горячо целовал Лафарг.

В тот же вечер молодые люди сообщили родным о своем решении обвенчаться. Наконец-то Лаура, столько раз отвергавшая брачные предложения и считавшаяся поэтому в семье безнадежно нерастопляемо-ледяной, полюбила.

Не скрывая своей радости, Маркс сказал, добродушно щуря глаза и смеясь:

— А я-то думал, что это ради меня, старика, наш мулат так часто сиживал допоздна на Мейтленд-парк Род. Не тут-то было, он, оказывается, давно уже присмотрел в Модена-вилла кой-кого помоложе. Впрочем, будь я в его возрасте, то поступил бы, верно, точно так же.

Однако свадьбу Лауры решено было отложить до той поры, когда жених закончит свое образование и получит Диплом врача.

— Надоест еще быть замужем, а вот в невестах походить — это короткая радость, — назидательно сказала Елена Демут и почему-то всплакнула.

— А знаете ли вы, какая отличительная черта нашего диктатора Ленхен? — объявила Тусси. — Она сама написала об этом в своей исповеди: «Любовь к молодым Марксам». Каково?

Международное Товарищество полностью завладело Марксом. Он часто выступал перед рабочими по самым разнообразным злободневным вопросам. На празднестве, устроенном поляками-изгнанниками вместе с Интернационалом, Маркс произнес речь, в которой заявил, что без независимости Польши не может быть свободной Европы. Споря с теми, кто недооценивал значение Польши, Маркс указал, что отмена крепостного права еще более укрепила царизм и Россия, как и прежде, остается оплотом европейской реакции, всех привилегированных классов против социальной революции. Независимая Польша послужит предварительным условием «социального возрождения» Европы.

В середине ноября 1866 года первая часть рукописи «Капитала» была отправлена в Гамбург Отто Мейснеру, издателю демократической литературы, который до этого напечатал брошюру Энгельса, направленную против лассальянцев.

Весной Маркс решил сам отвезти остальную часть книги в Гамбург к издателю Мейснеру и в ожидании первых корректурных листов посетить в Ганновере своего последователя и многолетнего корреспондента врача Людвига Кугельмана.

Как только весть о предполагаемом отъезде Маркса на континент дошла до Германии, одна из ганноверских газет сообщила, что глава Интернационала собирается уехать с острова, чтобы подготовить восстание в Польше. Через Кугельмана Маркс вынужден был опровергнуть эту ложь там же, где ее распространили. Заявление Маркса было напечатано в «Газете для Северной Германии» в конце февраля.

Накануне отъезда Маркс выкупил из ломбарда свое пальто и часы.

Маркс уезжал в приподнятом, отличном настроении. В эти дни Интернационал одержал большую победу. Бастующим парижским рабочим бронзового производства с помощью вмешательства Международного Товарищества удалось получить существенную денежную поддержку от английских тред-юнионов. Узнав об этом, хозяева предприятий тотчас пошли на уступки. Случай этот, столь необычный, наделал немало шуму в французской прессе и значительно поднял престиж Интернационала.