Галина Серебрякова - Вершины жизни

Не могу писать об этом подробней, ты догадываешься почему. Подай нам весточку о себе поскорее, так как нас беспокоит ваша судьба… Заканчиваю, братски жму твою руку, мужайся и не теряй надежды, может быть избавление от тирании ближе, чем это предполагают.

Твой брат и друг Э. Дюваль, заключенный в Сент-Пелажи».

В первый вечер республики у Стока собралось несколько товарищей по Парижской секции Интернационала. Раньше всех пришли Серрайе и недавно освобожденный из тюрьмы Дюваль с женой. Это была миловидная женщина маленького роста, очень кокетливая, с рыженькой челкой, прикрывающей лоб. Чрезвычайно подвижная, смешливая, она была похожа на подростка.

Дювали принесли кусок превосходно зажаренной телятины — лакомство, ставшее редкостью со времени войны.

— Это тетка прислала нам из деревни, и очень кстати, — лучшего повода попраздновать нельзя было и выдумать, — тараторила маленькая гражданка Дюваль.

Огюст Серрайе только что прибыл из Лондона в качестве полномочного представителя Генерального совета. Этот рабочий был одним из наиболее надежных помощников Маркса и Энгельса в суровую пору. Родившись в Англии, он мало походил на француза, был очень сдержан, скрытен, умел помолчать на людях, однако на трибуне мгновенно загорался и становился убедительно красноречивым. Свободно владея английским и французским, глубоко изучив научный социализм, он был весьма полезным деятелем Интернационала. Среднего роста, худощавый, он обращал на себя внимание огненно-рыжей бородой.

Жаннетта и Катрина с помощью говорливой гостьи принялись накрывать на стол и готовить ужин. Все три женщины полны были радужных надежд и строили планы на будущее.

— Весной Жан свезет нас всех на своем паровозе в Нормандию, — размечталась Жаннетта, — я видела море пока что только на картинках.

— Эмиль хочет съездить в Англию, у него есть дела в Генеральном совете Товарищества. Может быть, лучше отправиться нам всем на этот остров. Там у нас найдется много друзей.

— Как это было бы замечательно! Но я всегда пугаюсь: когда все хорошо, — это перед дурным.

— Ну что ты, Жаннетта! Ведь теперь иные времена — республика, воина вот-вот кончится. Она не нужна нам, — возразила Катрина.

— Вы обе молоды и ничего не помните. А тот, кто пережил лето тысяча восемьсот сорок восьмого года, не может быть спокоен. Революция тяжела и опасна, как роды. Может родиться и мертвый ребенок.

— Но ведь обычно новорожденные живучи, — запротестовала жена Дюваля.

Громкий стук в дверь прекратил разговор. В комнату с шумными приветствиями вошли рабочий-красильщик Бенуа Малой, упитанный крепкий парень, отбывавший недавно, так же как и Дюваль, тюремное заключение за принадлежность к Интернационалу, и худощавый, узколицый чеканщик Толен. Он достал из кармана широкой, навыпуск, клетчатой блузы бутылку вина.

— О-ла-ла! Багровое бордо! Такое мы пили только до войны. Вот удача, право, — у нас будет настоящий пир, — воскликнула бойкая жена Дюваля. Рыжая челка растрепалась на ее низком лбу.

Но ее муж и Сток холодно встретили появление Толена. Он пришел незваным. С некоторых пор в секции к ному стали относиться с недоверием. Это был весьма скрытный человек с лицом, чем-то напоминавшим крысу. Толен часто и запросто посещал Жерома Бонапарта, близкого родственника свергнутого императора, прозванного Плонплоном, который в течение многих лот изображал из себя рьяного поборника республики и заигрывал с противниками цезаристского режима. Весьма богатый и чрезвычайно похожий на Наполеона I, он не терял надежды с помощью подкупа и демагогии занять когда-нибудь престол.

Жаннетта позвала всех к столу, торопя приступить к ужину.

— Где же твой постоялец Врублевский? — спросил Стока Серрайе. — Этот поляк стоит многих французов и заслуживает полного доверия.

— Л это теперь главное, — добавил литейщик Дюваль многозначительно, скосив глаза на Толена.

— Задержался у соотечественников. Они тоже празднуют рождение нашей республики, — живо отозвалась Катрина и тотчас же залилась румянцем.

— Понятно. Наш доблестный офицер достоин любви хорошей девушки. Как знать, не появится ли у Жана и Жаннетты скоро новый родственник, — хитро улыбаясь и добродушно посмеиваясь, заметил Малон.

— Вовсе нет. Врублевский просто наш друг и занимается со мной грамматикой, — еще больше смутившись, пролепетала девушка.

— Значит, будущий зять. С родственниками, кто бы они ни были, хорошо только одно — лежать рядом на кладбище. Можете мне поверить, — вдруг изрек Толен, вызвав, однако, но смех, как того хотел, а тягостное недоумение.

— Неправда, — вмешалась Жаннетта, — плохо, когда нет родных.

— Родня. Да это клад. О-ла-ла! У кого же тогда оставлять ребенка, когда, к примеру, надо отнести мужу в тюрьму передачу, — добавила жена Дюваля, развеселив всех собравшихся.

— Что у кого болит, тот о том и говорит. Теперь уж меня больше не схватят, малышка, — отозвался литейщик.

— Но зато если поволокут, то уж на расстрел, — жестко вставил Толен.

— Нет, шутишь. Мы дешево не дадимся. Всех не перебить и несдобровать тому, кто посягнет на республику. А впрочем, к черту мрачные разговоры. Выпьем, товарищи, за Интернационал, за победу революции! — громко объявил Сток и добавил: — Да, братья, пора думать о том, как рабочему взять власть. Варлен уверен, что час наш пришел.

— Это неизбежно, — заметил Малон, поднимая бокал. — Чем скорее, тем лучше. Итак, за Свободу и Равенство!

Все чокнулись и принялись есть с явным аппетитом. Неслышно открылась дверь, и на пороге появился широкоплечий мужчина среднего роста.

— А вот и Валерий, — искренне обрадовались хозяева и гости.

Врублевский подошел к столу. Это был светлый блондин с пышными вьющимися волосами, откинутыми назад с большого выпуклого лба. Кожа на его лице стала рябой от недавно перенесенной оспы, но крупные, строгие черты его были очень привлекательны и отражали волевой, прямой характер. В осанке и походке Валерия была та особая подобранность и стройность, которые присущи обычно военным. В свое время он учился в Виленском шляхетском учебном заведении. После окончания Петербургского лесного института, где Врублевский приобщился к учению русских революционных демократов, он уехал в Гродненскую губернию. Общительный, терпеливо-внимательный к людям, Врублевский стал неутомимым пропагандистом борьбы с царизмом среди белорусских крестьян. Польским революционерам было очень важно завербовать для подготавливаемого ими в строгой тайне восстания надежных людей, которые в нужный момент смогут помогать повстанцам, доставляя патроны, снабжая их провизией, скрывая от преследователей в дремучих чащах непроходимых лесов.