Джейк Хайт - Осада

«Ла Фортуна» мерно покачивалась близ пирса на зыби, рожденной отливом, а Лонго мерил шагами палубу, посматривая на горизонт. К отплытию все было готово: трюмы загружены, экипажи — на борту «Ла Фортуны» и ее двойницы, «Ла Сперанцы». Даже несколько жен захотели плыть с мужьями — к великой досаде Тристо, его Мария захотела тоже. Никколо решил плыть на «Ла Фортуне» и уже жаловался на морскую болезнь. Не прибыл еще только Уильям — ночью накануне отправился прощаться с Порцией. Лонго почти надеялся, что тот с нею и останется. Да, он вырос способным помощником, Лонго привык на него полагаться. Но останься Уильям в Италии, он мог бы подыскать себе долю послаще воинской. Лучше бы он предпочел любовь мести.

Через пару минут солнце покажется из-за гор, начнется прилив, запирающий корабли в гавани. С Уильямом или без него, время отплывать. Тристо забрался на мачту, высматривая парня — он тоже, видно, отчаялся: слез на палубу.

— Можно еще малость подождать, — предложил командиру.

— Нет. — Лонго посмотрел на море. — Следует отплывать — отлив упустим. Приказывай отдать концы и поднять парус.

Приказы были исполнены, и «Ла Фортуна» медленно отдалилась от причала, потихоньку разгоняясь. Она уже добралась до центра гавани, за нею следом и «Ла Сперанца» — но тут дозорный с мачты заметил всадника, примчавшегося в порт. Подал голос, оповещая командира, и Лонго обернулся посмотреть. Прибывших верхом оказалось двое, и они сидели друг за дружкой на одном коне. Оба спешились и принялись оживленно толковать с портовым людом. Поладили, и от причала отошла лодка с четырьмя гребцами, ходко везшая прибывшую пару. Лонго приказал спустить паруса, и лодка быстро нагнала корабль. Одним из двоих был точно Уильям — он стоял на носу лодки. Кто был второй, укутавшийся в плащ от соленых брызг, разобрать не удавалось.

Через несколько минут лодка стукнулась о борт «Ла Фортуны». Уильям вскарабкался первый и объявил:

— Приношу извинения, опоздал!

Тристо захохотал, стиснул Уильяма в объятиях.

— Глупости какие! Главное — ты с нами!

— Я рад. — Лонго пожал юноше руку.

— Я еще с турками как следует не рассчитался, — ответил тот. — Когда война с ними начнется, рассчитаюсь сполна.

Протянул руку, помог взобраться на борт второму — вернее, второй.

— А вот и причина моего опоздания. Позвольте представить вам мою невесту, Порцию Фиори.

Порция ступила на палубу и откинула капюшон, открыв роскошные черные волосы. Кое-кто из матросов аж присвистнул. Порция покраснела.

— Синьорина Порция. — Лонго поклонился. — Приветствую вас на борту моего корабля.

Порция стала густо-малиновой и сделала реверанс.

— Уильям, проводи ее в каюты, будет спать с Марией и прочими женщинами. Тристо, прикажи поднять паруса — отплываем. Надо пользоваться отливом, пока он еще есть.

Корабль вновь стронулся с места, и Лонго пошел на корму, глянуть на город. Солнце наконец выбралось из-за гор, превратив море в расплавленное золото. Ветер пошевелил волосы. Лонго полной грудью вдохнул соленый терпкий запах моря. Впервые после смерти Джулии он позволил себе улыбнуться. Вперед, за любовью и местью! Мир велик — в нем найдется место и для того и для другого.

С воскресенья 1 апреля по четверг 12 апреля 1453 г.

Константинополь

С 1-го по 12-й день осады

София безгласно молилась, коленопреклоненная на каменном полу Агии Софии. Наступила Пасха, но огромный храм не заполнился и наполовину. С тех пор, как в прошлом декабре объявили унию, люди избегали главной церкви империи. Немногие пришли сегодня на литургию, послушать папского посланца архиепископа Леонарда. София тоже ему не слишком-то внимала — минувшей ночью, шныряя по дворцу и подслушивая, она вызнала о десятках тысяч турецких воинов, собирающихся у Босфора. Знала и то, сколько бойцов набралось в Константинополе — меньше семи тысяч. Защищать город явилась горстка испанцев и итальянцев, но уже многие недели не прибывало никакой подмоги. Несмотря на обещание, данное Константину, Лонго не пришел. Так что пока Леонард проповедовал, София молилась о западной помощи.

Архиепископ начал причащать верующих, и София пошла к нему. Она опустилась на колени перед алтарем, когда в церковь вошел гонец в пропыленных одеждах, поспешил к Константину, зашептал на ухо — тот немедленно встал.

— Простите, архиепископ, — только и сказал император, удаляясь.

На ходу он добавил, обращаясь к Далмату:

— Разошли гонцов к прочим командирам — пусть ждут меня у ворот Харизия.

Служба прервалась — слух побежал по толпе, как пламя по сухим листьям. Раздались крики: «Турки, турки здесь!» Люди заспешили из храма. София воспользовалась замешательством и тоже ускользнула, оставив свиту позади. Догнала Константина, пошла следом, держась поодаль, чтобы остаться незамеченной. Выйдя из храма, взяла коня, принадлежавшего воину императорской стражи: ни о чем не спрашивая, просто вскочила в седло и поехала вместе с императорской свитой. Ошеломленный гвардеец так и остался стоять с разинутым ртом. Что ж, быть византийской царевной иногда оказывается полезно.

По главной улице Константинополя, Месе, свита направилась к воротам Харизия. Прибыв, она спешилась и взошла на привратную башню, возвышавшуюся над окружающей местностью на семьдесят футов. Там императора ожидал Нотар. Он заметил Софию, вопросительно взглянул, но ничего не сказал. Стараясь не попадаться императору на глаза, София приблизилась, насколько сумела, к внешнему краю башни. Могла и не беспокоиться — если бы даже она себя выдала, император не обратил бы внимания. Он стоял, глядя вдаль и вцепившись в стену — костяшки его пальцев побелели. София попыталась проследить за направлением его взгляда, но не заметила ничего особенного: обычные деревеньки и поля на покатых холмах до самого горизонта.

— Где они? — спросил Константин.

— Скоро будут здесь, — ответил Нотар.

На горизонте появилось тонкое темное пятно, расползавшееся на глазах — будто на пергамент пролили чернила. Скоро все дальние холмы покрылись всадниками — черный прилив, накрывающий землю. Строй конников тянулся на многие мили.

— Боже правый! — прошептал Константин. — Их так много!

— Это лишь передовые части, — пояснил Нотар. — Основное войско еще в нескольких днях пути.

— Что ж, время пришло, — сказал император. — Далмата, распорядись, чтобы сожгли мосты через ров и закрыли ворота. Нотар, за тобой большая цепь, перегораживающая вход в Золотой Рог. Никто не должен покидать город без моего разрешения! Ясно?

Оба военачальника кивнули и поспешили исполнять. Константин же остался на стене с несколькими воинами стражи и Софией. Внизу бойцы подожгли мост, ведший к воротам Харизия. Заклубился черный едкий дым, поднялся до верха башни, и от него заслезились глаза. А из-за горизонта выползали все новые и новые полчища.