Ф. Самойлов - Вася Алексеев

— Перемените, если находите нужным. Скоро уже начнут собираться.

Шевцов был недоволен, что его прервали.

— Открывать заседание будете, конечно, вы. как председатель, — сказал он Дрязгову. — Постарайтесь сделать это как можно более торжественно.

К шести часам пришли всего несколько человек, а ждали по семь от каждого района. Ребята бродили по комнатам, читали надписи на плакатиках-табличках и хмыкали. Настроение было настороженное. В районах тоже случалось, что собрания начинали не сразу. Ожидая открытия, обычно пели песни, шутили, тут все были насуплены и молчаливы.

Дрязгов то садился за покрытый голубой скатертью стол президиума, словно пробовал место, то выскакивал в коридор и пересчитывал приходящих. Шевцов заглядывал в комнаты, дарил ребят сверкающей благожелательной улыбкой и говорил всем, как гостеприимный хозяин, незначащие, но приятные слова.

Потом настроение собравшихся как-то сразу переменилось. Делегаты нескольких районов — Петергофского, Невского, Петроградского и Московско-Заставского — пришли почти одновременно. Загудел насмешливый голос Смородина, засмеялись в группе парней, окружавших Ваню Канкина. Несколько человек стояли с Васей Алексеевым. Что-то обсуждали — серьезно и деловито.

Дрязгов направился к этой группе, но там при его появлении замолчали.

Вася посмотрел на Дрязгова:

— Пора бы и начинать, господин председатель.

Дрязгов почувствовал себя чужим среди них, а ведь тут были Фокин и Левенсон из одного с ним района.

Он поспешил к председательскому месту. Потом повернулся к Шевцову:

— Будем приглашать всех в зал?

…Шевцов говорил долго. Он тщательно подготовил свою речь. Стопка листков, покрытых плотными лиловыми строчками, лежала перед ним на столе, и он переворачивал листки, переходя от одного тезиса к другому.

Шевцов считал себя знатоком ораторского искусства и прирожденным трибуном. Он любил на досуге читать речи знаменитых адвокатов, государственных деятелей, тут же представляя себе, как сказал бы сам. Выступая, он загорался, слова катились легко, звук собственного голоса действовал на него, как хмель. Но сейчас окрыляющего чувства ораторского успеха не было. Слушали плохо, шум в зале всё время нарастал, и привычные отшлифованные слова о Прекрасном, о Светочах Науки, о Вековечных Единых Жизненных Основах — все эти слова уходили куда-то в пустоту.

Вероятно, Шевцову было бы легче, если б аудитория подавала реплики, возражала. Возражения всегда вызывали в нем злость, а злость помогала находить острые ответы. Но теперь не было и реплик.

Шевцов стал искать глазами своих всегдашних оппонентов. Прежде всего, конечно, Алексеева. Впрочем, искать не было нужды. Шевцов всё время не терял его из виду. Но и Алексеев, вопреки обыкновению, сидел тихо и что-то читал, кажется, манифест и устав «Труда и света», те самые документы, о которых говорил Шевцов, — читал и делал пометки на полях. Другие как будто перестали слушать вообще. Встречаясь с кем-нибудь глазами, Шевцов видел равнодушие, отчужденность, и в нем нарастало ощущение, что усилия уже напрасны, что всё уже определилось и теперь ничего нельзя изменить. Это тягостное ощущение сковывало речь и гасило ораторский пыл.

Он перевернул сразу несколько страничек.

— Таковы высокие и прекрасные цели организации, над созданием которой мы вместе трудились в волнениях и спорах четыре месяца. Теперь труд создания завершен. Сегодня мы вступили в новую фазу, как уже говорил наш председатель, в историческую фазу, добавил бы я от себя. С сегодняшнего дня союз, объединившийся под знаменем Труда и Света, этот союз начнет свою подлинную жизнь.

Он кончил и торопливо собирал листочки, рассыпавшиеся по столу. В зале стоял прежний смутный шум, какой бывает, когда много людей негромко разговаривают между собой. Только Дрязгов, поднявшись с председательского кресла, захлопал в ладоши, вопросительно и просяще глядя на ребят. Ему ответили несколькими неуверенными хлопками.

Шевцов посмотрел в зал и почему-то не стал садиться за покрытый голубой скатертью стол. Он пошел к скамейке в первом ряду. Ребята молча потеснились, и когда он сел, с обеих сторон оказались пустые места.

Дрязгов растерянно стоял на председательском месте. А в зале неторопливо поднялся и пошел к столу Вася Алексеев.

— Господин Шевцов говорил долго, а мог бы и совсем не говорить, — начал он.

И сразу наступила тишина, которой так и не было во время вступительной речи.

— Всё уже ясно. Рабочей молодежи необходимо объединение, необходим союз, и он будет создан — Социалистический Союз рабочей молодежи, а не «Труд и свет»!

Вася поднял руку, в которой держал манифест и устав «Труда и света»:

— Оба эти документа, как и вся линия Шевцова — Дрязгова, носят антипролетарский характер. Мы, большевики, раньше это говорили и повторяем сейчас. В уставе, сочиненном Шевцовым, обойдены все вопросы, которые действительно волнуют рабочую молодежь. Чтобы их решить, надо бороться вместе со всем пролетариатом за рабочую власть. А «Труд и свет» строится как буржуазная организация. То, что по уставу в ней можно покупать членство за деньги, независимо от политических воззрений, — это позор! И это снова выдает Шевцова с головой.

Вася бросил манифест и устав на председательский стол:

— Нет, под такими лозунгами, под такими знаменами рабочая молодежь не пойдет! Нас здесь приглашали торжественно отпраздновать официальное открытие организации «Труд и свет», но мы пришли не за тем, чтобы заново открывать ее, а для того, чтобы сказать: время прошло, больше господин Шевцов не сможет обманывать, сбивать с толку рабочую молодежь!

Ребята повскакали с мест. Дрязгова оттеснили от председательского стола. Говорили большевики — руководители Петроградского, Невского, Василеостровского, Коломенского районов.

— Мы не считаем Всерайонный совет своим руководителем. Этот совет действует вопреки воле районов. Нам нужно новое, настоящее объединение.

Даже заключительного слова Петру Шевцову не пришлось произнести. Закрыл заседание Вася Алексеев:

— От имени пяти районов объявляю Всерайонный совет «Труда и света» распущенным. Членов районных организаций мы призываем вступить в Петроградский Социалистический Союз молодежи. Его общегородская конференция соберется в ближайшие дни. Давайте, товарищи, готовиться к ней.

Он пошел к выходу:

— Тут нам нечего больше делать.

И все двинулись за ним. Шевцов с Дрязговым пытались удержать ребят, но их голоса даже не были слышны в шуме отодвигаемых скамеек, в топоте десятков ног. Представители Выборгской стороны, которую Шевцов считал своим оплотом, ушли вместе со всеми. Лишь три человека остались в комнате с Шевцовым и Дрязговым.