Василий Сергеев - Павел I (гроссмейстер мальтийского ордена)

Логикой беспощадной политической борьбы Павел был лишен родителей. В чем причина этой его личной трагедии – в чрезмерной амбициозности или равнодушии его близких? Какая была разница ему! На боязливые вопросы: «где maman?» или «где papa?» ему отвечали что-то невнятное, каждый раз другое: они в поездке, они должны выполнить очень ответственные поручения... Именно поэтому он не получит от них ни капли ласки – того, что в избытке получает от своих родителей даже ребенок крепостных крестьян.

Так прошло его раннее детство. Он ощущал себя заброшенным в роскошных дворцах, лишенным любви близких людей. Его приветствовали лишь послы и министры. Но они обязаны были делать это по протоколу.

Первым воспитателем юного князя стал дипломат Федор Дмитриевич Бехтев. Он понимал вкус в подчинении (любимым его афоризмом было знаменитое:

«Тот не научится командовать, кто не умеет подчиняться»)

и был одержим духом четких уставов, норм, рамок, военной дисциплины. Мальчику казалось, что так и должно быть, и он не думал ни о чем, кроме солдатских маршей и боев между батальонами. Впрочем, он придумал для своего воспитанника алфавит, буквы которого были выполнены в виде свинцовых солдатиков. Более того, он стал составлять и печатать газету, в которой рассказывалось обо всех, даже самых незначительных поступках маленького князя.

Посещения императрицы становились все реже и реже, и Павел большую часть времени проводил в обществе матрон и своего воспитателя. Скучал ли он по своей двоюродной бабушке? Догадывался ли, что другие дети находятся под защитой любящих родителей? Мы можем только предполагать. Обладая поразительной наблюдательностью с самого раннего возраста, Павел Петрович замечал лицемерие сильных мира сего, и его подозрительность с годами лишь усилилась.

Никто не замечал в мальчике ненормальных психических черт или несимпатичных сторон характера. Наоборот, читая дневник Порошина (один из младших наставников Павла, день за днем отмечавший в своем известном дневнике все поступки маленького Павла) мы видим перед собой Павла живым, способным мальчиком, интересующимся серьезными для его возраста вещами. Павел 10-12-ти лет охотно занимался с Порошиным математикой и любил читать.

У императрицы между тем хватало своих забот... А еще балы, праздники, приемы... За всем этим и она забыла о своем «дорогом малыше». Она не присутствовала на уроках наводящего страх воспитателя, который, впрочем, был очень горд своим воспитанником. Тем не менее она видела, что с этим руководителем он может стать, самое большее, отличным капралом! Будущему царю нужно более деликатное, более тонкое руководство. Павел Петрович проявлял очень гордый характер. Унижение приводило его в отчаяние.

Сперва Елисавета решила назначить гувернером Павла князя Голицына, но тот отказался – по слабости здоровья. И тогда, в 1760 году, когда Павлу было шесть лет, Елизавета обратилась к графу Никите Панину.

Этот человек сорока двух лет, обладающий широким умом и философской прозорливостью, уже занимал при дворе завидное место. С 1747 года он стал посланником – сначала в Дании, затем в Швеции. Здешние контакты сформировали его мировоззрение: он проникся идеями Просвещения и стал сторонником ограничения монарха конституцией. Знаком был Никита Иванович, и не понаслышке, с деятельностью масонов: его брат, граф Петр Иванович был великим поместным мастером масонского ордена в России.

Получив приглашение стать воспитателем наследника престола, Панин увидел в этом свое призвание. Да! Воспитать идеального, просвещенного государя для России, – что может быть более заманчивым!

У Павла Петровича вызывали тревогу любые изменения в его окружении; поэтому однажды утром, когда он узнал, что граф – у императрицы, он послал своего пажа взглянуть на Панина, а затем придирчиво выспрашивал, как тот выглядит...

Впрочем, Павел быстро сошелся с новым учителем, привязался к нему и в конце концом полюбил его, поскольку для его детского сердца любовь была просто необходима. Никита Панин – человек, честный от природы – был заинтересован в своем августейшем ученике. Он ответил на его привязанность, как мог, и оказался достоин ее.

Война поставила Пруссию на грань катастрофы. Страна потеряла из пяти миллионов человек почти двести тысяч солдат и более трехсот тысяч мирных жителей: горе пришло в каждый дом. Осыпались на корню неубранные хлеба, рушились в пламени пожаров города и села, нечем и некому становилось торговать... В армию призывали четырнадцатилетних мальчишек. Русская армия одерживала над войском Фридриха II победу за победой: Гросс-Егерсдорф (1757), Цорндорф (1758), Кунерсдорф (1759).

«Все пропало. Тех сорока восьми тысяч солдат, которые у меня были сегодня утром, больше нет: осталось в лучшем случае три тысячи... И они бегут... Мои возможности полностью исчерпаны. У меня более ничего нет... Солдат винить не могу, они были на ногах третий день подряд, пошли в бой сразу после девяти часов похода. Русские возьмут теперь Берлин. Нет, я не переживу этого. Я покончу с собой... Прощай, прощай навек!»,

– писал Фридрих II после боя при деревне Кунерсдорф в Берлин своему министру графу Финкенштейну. Командовал кунерсдорфской операцией граф Румянцев, герой боя при Гросс-Егерсдорфе, по поручению главнокомандующего русской армией, генерал-аншефа графа Петра Семеновича Салтыкова.

А 27 сентября 1760 года генералами Чернышевым и Тотлебеном была принята капитуляция Берлина.

Петр не находил себе места: его герой, его учитель, его кумир проигрывал сражение за сражением.

– Проклятая Россия! – в сердцах восклицал он. – Затащили меня в нее, и я сам себе здесь кажусь арестантом; а мог бы быть королем цивилизованного народа...

Однако в последнее время он реже стал вспоминать о том давнем приглашении на шведский престол. В самом деле: если бы он стал российским императором, – а такая перспектива с каждым днем становилась все более реальной! – он бы смог от имени России заключить с Фридрихом II великодушный мир, армии бы примирились и война бы кончилась... В каком блеске он предстал бы перед своим кумиром!

Тем временем Фридрих II отправил ему тайное послание: за двести тысяч рублей прусский король просил русского наследника престола убедить свою тетушку-императрицу заключить с Пруссией сепаратный мир.

Мысли о мире с Пруссией Петр не особенно скрывал. Более того, носил на пальце перстень с портретом Фридриха II...23* Павел Петрович, гораздо позже, узнав об этом, заметил, что эзотерическая школа пифагорейцев предписывала «в перстне изображений не носить», т.е. не выставлять напоказ своего отношения к богам. *