Николай Алексеев - Игра судьбы

Когда Ольга Андреевна вернулась к ожидавшему ее Кисельникову, вид у нее был взволнованный; глаза были заплаканы, но блестели, и выражение лица стало более светлым. Стараясь избегать взгляда молодого человека, она, смущаясь и краснея, пролепетала:

— Вы наш друг, не правда ли? Вы ведь хороший… Я знаю… Я так благодарна вам!..

Кисельникову стало жаль девушку.

— Ольга Андреевна! — сказал он задушевным голосом. — Да, я ваш друг, искреннейший друг. Если я могу чем-нибудь услужить, я всегда готов. Я знаю все, и, поверьте, мне от души жаль и вас, и Евгения. Быть может, еще все и устроится. Не падайте духом!

— Благодарю… Мне так тяжело!.. Мне так нужны дружба, теплое слово. Ведь я одна, совсем одна. Даже Николай не знает, — прошептала Ольга со слезами на глазах.

В смежной комнате послышались шаги Надежды Кирилловны.

— Возьмите… Отдайте, — торопливо сказала молодая девушка, подавая письмо.

Оно быстро исчезло в кармане Кисельникова, и старшая Свияжская застала молодых людей оживленно беседующими.

Роковой день, которого с таким трепетом ожидала Ольга Андреевна, не замедлил настать. Ее мачеха вела переговоры с Дудышкиным очень тонко, но достаточно прозрачно для него, и князь с каждым днем все больше и больше убеждался, что если он посватается за юную Свияжскую, то ему не откажут. И вот однажды он решился поставить вопрос ребром.

— Вы так дружески расположены ко мне, любезнейшая Надежда Кирилловна, — сказал он при подходящем случае, — что мне хочется попросить у вас чисто дружеского совета и, так сказать, открыть, что таится здесь от посторонних взоров. — Князь театрально хлопнул себя по груди.

Свияжская, едва сдержав улыбку — настолько смешон был князь в своей напыщенности, — приветливо ответила:

— Если мой совет может принести вам пользу, то, конечно, я готова…

— Очень благодарен и рад. Ваш совет принесет громадную пользу… Я задумал сделать важный шаг в жизни. Надежда Кирилловна! Любезнейшая! Я отверзаю перед вами сокровеннейшую тайну своей души: я страстно, страстно люблю Ольгу Андреевну, и моя мечта назвать ее княгиней Дудышкиной. Я терзаюсь, мучаюсь… Право, я даже похудел в последнее время, до того извожусь… Вы улыбаетесь? Не верите в мои страдания?

— Нет, отчего же? Я вполне верю, — поспешно успокоила его Свияжская. — Но не могу понять, при чем тут я?

— Видите ли… Я давно попросил бы руки Ольги Андреевны и, может быть, уже был бы счастливейшим из смертных, но не сделал этого, так как боюсь получить отказ. Это было бы ужасно! Так вот я и хотел спросить вас, так, дружеским образом, могу ли я отважиться на это сватовство?

— Да! Я думаю, можете, — серьезно смотря на князя, медленно ответила Надежда Кирилловна.

— Да? — воскликнул князь, с сияющим видом вскочив со стула. — Стало быть, я могу надеяться? Стало быть, могу признаться Ольге Андреевне?

— Будьте хладнокровнее, князь, и сядьте! Видите ли, что: я ведь, собственно, в этом деле — сторона, я мачеха, а не родная мать, и решение судьбы Ольги не зависит от меня. Признаваться Ольге я бы вам не посоветовала…

— Но как же?

— Дело в том, что, в сущности, если бы даже она и охотно приняла ваше предложение, все зависит от согласия на этот брак Андрея Григорьевича. Право, вопрос в том, нравитесь ли вы Ольге или нет, значит здесь менее всего: будет так, как решит ее отец. Я вам и советую поговорить с ним, а я, со своей стороны, обещаю вам поддержку, так как лично сочувствую этому браку.

Дудышкин совсем расцвел. Он, как и все, знал, какое влияние имеет Свияжская на мужа, и теперь считал успех сватовства почти обеспеченным.

— Ах, как я счастлив, как счастлив! Благодарю вас, благодарю! — бормотал он, кидаясь целовать руки Надежды Кирилловны.

— Да вы погодите радоваться, сперва поговорите с Андреем Григорьевичем.

— На днях, на днях поговорю… Как я рад! Моя жизнь как бы озарится новым светом, я стану счастливейшим из смертных! — И князь стал продолжать в том же напыщенном роде.

Надежда Кирилловна рассеянно слушала его, по-видимому, весьма усердно углубившись в размышления.

Через несколько дней после этого разговора князь Дудышкин явился к Свияжским в полной парадной форме, прилизанный, нарумяненный, напомаженный и просил доложить о себе Андрею Григорьевичу. Он был тотчас же принят. Несколько времени спустя в кабинет мужа прошла и Надежда Кирилловна.

Ольга Андреевна заметила торжественный вид князя, видела, как он прошел в кабинет отца, и ее сердце захолонуло.

«Неужели уже?.. Так скоро… Боже! Если так, пошли силы!» — подумала она бледнея, а затем прошла в свою комнату, упала на колени и стала горячо молиться.

После молитвы она почувствовала себя окрепшею духом и стала ждать, не позовут ли. Прошел час. Однако ее не звали. Она стала уже успокаиваться, думая, что ошиблась в своем предположении, когда вошла камеристка и доложила:

— Батюшка вас изволят просить к себе.

Ольга пошла к отцовскому кабинету трепещущая, бледная, но полная решимости.

Когда она пришла к отцу, князя уже не было. Он ушел за несколько минут перед этим чрезвычайно довольный, сияющий: его предложение было принято; с Ольгой должен был переговорить сам Андрей Григорьевич.

Отец встретил ее ласковой улыбкой.

— Садись-ка, дочурка; надо нам с тобою потолковать, — сказал он, указывая на кресло.

Надежда Кирилловна с веселым и многозначительным видом кивала ей головой. В ее глазах сверкали искорки. Ольга села в напряженном ожидании.

— Вот что, милочка, — заговорил отец. — Ты знаешь, что счастье твое и Николая мне дороже своего, и я неустанно забочусь о том, чтобы сделать вас счастливыми. С Николаем еще много дела, надо на дорогу его вывести. А пока черед за тобою. Ты уже девушка в возрасте, пока тебя и пристраивать. Женихов много, слов нет, да все щелкоперы, ветрогоны, либо гольтепа, вроде вот этой армейщины Назарьева. Кстати, — вдруг обратился Свияжский к жене, — чего он к нам так повадился? Совсем лишнее знакомство.

При этом нелестном отзыве о Назарьеве Ольга покраснела до корней волос. На выручку ей явилась мачеха.

— Что же? Отчего ему не бывать у нас? — ответила она суховато. — Он человек из общества, хоть и армеец. Само собой, он был бы очень незавидным женихом, так как беден, не родовит, но это очень милый молодой человек.

Слова мачехи болезненно отдавались в сердце падчерицы, в то же время и старик не ожидал такой отповеди от жены и опешил.

— Да, оно конечно… Я же ничего… Пусть ходит, я только вообще, — пробормотал он, а потом принял прежний торжественный тон: — Так я говорю, женихов много, но все же выбор невелик. Брак, это — перелом жизни, здесь очертя голову нельзя поступать.

— Я вовсе не хочу замуж, — чуть проронила дочь.