Николай Лихарев - Воронограй

И опять по лицу Василия скользнула улыбка.

Да… Всё бы пошло хорошо, кабы не отъехал боярин Иван Дмитриевич… А как отъехал к дяде — всё худо пошло… Нежданно-негаданно собрал Юрий войско и подступил к Москве… Что тут делать было?… Послал он, Василий, бояр своих о мире толковать, а Всеволожский и говорить с ними не захотел… Собрали наскоро рать, только мало от этой рати толку было… Наголову разбил её Юрий… А потом — бегство в Кострому… В Москве великим князем дядя, Юрий Дмитриевич… Тяжёлые были дни… Коли б не смилостивился дядя да не дал в удел Коломны, совсем бы ему, Василию, пропадать пришлось…

А в Коломну к нему со всех сторон верные люди собираться стали. Из Москва толпами шли — помнили его да отцовскую милость… Шли да шли — И остался князь Юрий на Москве без бояр: Жутко ему пришлось, видит, что плохо дело. Посидел ещё немного — да и прислал в Коломну гонцов: садись-де, племянник, на своё место! А сам в Галич ушёл… Да и тут беды не кончились. Сыновья-то дяди, оба Дмитрия, отца не послушались, не примирились с ним, с Василием… Набрали они галичан да вятчан и разбили Васильеву рать… А третий их брат, Василий Косой, захватил в это время стол московский… Умер дядя Юрий Дмитриевич… Он, Василий, в это время собирался из Нижнего, где проживал, в Орду ехать, заступы у хана просить… Не пришлось, однако… Оба Дмитрия поссорились с Косым, а с ним — с Василием — мир заключили. И опять он в Москве княжит. А Василий Косой убежал из Москвы в Новгород Великий. Набрал себе шайку вятчан, пограбил Бежецкий Верх, разорил Заволочье… Его, Васильево, войско настигло Косого в Ярославской волости, у Великого села, на берегу речки Которости. Услышал Господь молитвы Василия: Косого разбили наголову и он бежал в Кашин… Думал тогда Василий, усмирится брат… Да не тут-то было! Набрал Косой новую шайку и напал неожиданно на Вологду. Положил всю заставу великокняжескую, а в это время вятча-не опять к нему собираться стали… Пришлось опять ему, Василию, выступить с войском против брата. Подошли к Костроме, глядь — Косой со своими полками на противном берегу Волги. Три дня стояли друг против друга. Никому не было расчёта переходить Волгу первому. Постояли- и помирились. Он, Василий, дал в ту пору хороший удел Косому — Дмитров. Людный и богатый удел! И то ему мало стало, бесстыжему! И так с месяц прошло, не боле, — присылает вдруг Косой разметные грамоты. Сам, говорят, в Кострому ушёл из Дмитрова. Опять пошли плохие вести. Взял Косой Галич, Устюг, захватил Гнеден, воеводу гнеденского, князя Оболенского, да десятильника владыки ростовского убил, бояр и людей многих перевешал, пограбил добра немало… Что было делать ему, Василию?… На ту пору как раз приехал в Москву Шемяка-звать его, великого князя, на свадьбу к себе. Подумал Василий с боярами да и посадил Шемяку за приставов. Худого ему ничего не сделали: посадили, чтоб не сходился с братом только. А против Косого с войском выступили. Встретились близ Ростова, у села Скарятина. Немалая сила была тогда у Василия. Много помог в тот раз выходец литовский, князь Баба-Друцкой, со своим полком. Как встретились с Косым — видит он, что дело плохо, на хитрости пустился. Прислал к Василию просить о перемирии до утра…

Он-то, великий князь, не понял сначала, согласился… К тому ж надо было после перехода отдых войскам дать, да и запасы вышли. Только что его, Васильевы, полки за запасами расходиться стали — вдруг сторожа бегут: Косой-де, поднялся и наступает. Переполох сделался не дай Бог какой! Василий сам трубу схватил, трубить стал. Слава Тебе, Господи, недалеко полки ушли, воротиться успели… С честью тогда злодея приняли! Друцкой со своим полком первый напал на Косого. В полчаса времени всё решилось: полки злодея спину показали… Косого окружили, сбили с коня… Привели брата-злодея к нему, к великому князю. Что ему было делать с таким смутьяном? Ни ласка, ни угроза — ничего не брали.

Великий князь скорбно вздохнул и перекрестился.

Грех, тяжкий грех было проливать братнюю кровь… „Да что же делать-то было?… — чуть не вслух произнёс в отчаянии Василий. — Либо самому было погибать, либо Косому!..“

Василий повелел ослепить брата…

Через несколько дней после ослепления привели Косого к государю…

Ох, Господи, и какой же он страшный был! Белый как мел, дрожит весь, а заместо глаз ямы тёмные, словно две чёрные печати положили…

На колени стал перед ним Косой, плачет-по щекам не то слёзы, не то кровь бежит… И он, Василий, глядя на брата, заплакал от жалости. А потом одарил и отпустил в Дмитров…

С ослеплением Косого тихо всё стало…

Пять лет мирно прожили, вспоминалось дальше Василию. Были раздоры с Шемякой, да пустые. В прошлом году — новое горе: татары поднялись опять…

Весной 1445 года двое сыновей хана Улу-Махмега вошли в русские пределы. Великий князь собрал войско и выступил против татар. Подошли к Суздалю и на реке Каменке в ожидании татар станом стали.

А Шемяка хотя и обещался, не пришёл; а между тем вся надежда была на него да на других князей — у Василия мало своего войска было. Как началась битва, татары почему-то притворились, будто побежали… Полки московские — в погоню, да и разбрелись в разные стороны. А татары остановились вдруг, окружили по частям рать московскую, половину перебили, половину в полон взяли…

Взяли в полон и самого великого князя вместе с двоюродным братом Иваном Андреевичем Можайским.

А потом несколько месяцев у татар в плену…

А из Москвы до Василия слухи дошли — жену с детьми и мать-старуху Шемяка в Ростове запер. Думал воспользоваться пленением великого князя-сесть в Москве… Да не удалось — не допустил Бог такого дела! Призвал Василия хан к себе и говорит:

— Что дашь, коли отпущу тебя в Москву?!

И запросил такой откуп, что Василий подумал сначала, что хан шутит… А как было не согласиться? Хан в Орде сгноить пригрозил. А семья-то что без него делать будет? Со свету Шемяка сжил бы всех… Хочешь не хочешь — пришлось согласиться! Ну да и хан сдержал слово: откуп взял да и помог Василию снова сесть в Москве. Сколько горя-то было: Москва погорела, жители разбежались…

Вернулся из полона великий князь в Москву, помирился опять с Шемякой: Юрьевич крест поцеловал.

— Бог даст, будет на этот раз целование своё держать! — вздохнул великий князь, думая уже о последних событиях. — Клятву страшную дал!.. Да, его нечего бояться! — решил он окончательно.

Но тревожное чувство не проходило. Оно только перестало быть острым; не зная, откуда ждать беды, Василий всё-таки не переставая думал о ней…

Шёл уже четвёртый час дня, когда царский обоз достиг Радонежа. Отсюда, с горы, можно было уже разглядеть вдали купола и кресты обители.