Томас Фланаган - Год французов

Понедельник. Вчера вечером прочитал речи Тальена на заре Конвента. Дурно сработано. Не знаю даже, как уместнее его назвать: циником или лицемером. Он овладел всем арсеналом ханжеского суесловия (в духе Руссо), расцвечивает речь «броскими» словами: «свобода», «священные права человека», «негасимая любовь к свободе» — и, умело прикрываясь ими, безжалостно разит своих врагов. Он и его приспешники вместе с Директорией вершат сегодня судьбы Франции. Шайка отъявленных головорезов — Тальен, Рюбель, Барра и иже с ними — затопили страну кровью и по чужим телам добрались до вершины власти, а потом их жертвой пал и Робеспьер, иначе жертвами оказались бы они сами. К власти стремятся неприкрыто, отбросив краснобайство и суесловие, поступившись даже искренней фанатичной верой в свое дело, что придавало тому же недоброй памяти Робеспьеру некое благородство. И с такими подонками ведет переговоры Уолф Тон, ждет, что они принесут Ирландии свободу.

Впрочем, он с ними одного поля ягода. Мне доводилось встречаться с этим молодым человеком в доме лорда Голланда, он был посредником католиков при встрече с протестантами. Признаюсь, этот прохвост поначалу даже расположил меня к себе. Привлекательный, неуемный, неглупый. Ум живой и дерзновенный. Неплохой музыкант, никогда не откажется от виски или вина. Родись он во Франции или хотя бы в Америке, его, несомненно, ожидало бы блистательное будущее, ибо люди его склада и способностей сейчас нарасхват. Но увы! Ему, как и мне, не повезло — он уродился ирландцем. Здесь не блещут, а скромно тлеют. А он-таки заблистал. Два года назад он привел в залив Бантри французскую флотилию под командой Гоша. Того уже нет в живых, а Тона мы еще увидим на побережье Корка. Кое-кто и впрямь сочтет его взлет удивительным. Нищий и безвестный вчера адвокат, сегодня ведет переговоры с французской Директорией от имени народа, который его и знать не желает. Впрочем, мы и впрямь живем в удивительное время.

Честолюбивым, умным и беззастенчивым сегодня все по плечу, гений Руссо открыл миру «новые горизонты». Конечно, со мной не согласятся: дескать, наследники Руссо, учинившие террор во Франции, неверно его толковали. Спорить слишком долго, но мысль о терроре, хотя и неявно, сквозит и у Руссо. Вот что говорит Робеспьер: «Когда народ понуждается к восстанию, он, низлагая тирана, возвращается к своему первозданному бытию. И законы для него больше не существуют, главное — обезопасить себя». И гильотина надежно охраняет эту безопасность.

Вторник. Вчера я гулял по тропинке вдоль озера. Вечер выдался погожий, по нежно-голубому небу катились огромные, точно морские валы, облака и отражались в спокойных водах озера, меж прибрежных камышей. Над головой кружили птицы, спешащие по своим гнездам. На меня вдруг сошел небывалый покой, стало легко и приятно до сладострастия, что мне тоже удивительно. Уже прошло почти четыре месяца с тех пор, как я последний раз был с женщиной, с крошкой Софи в Дублине, — безвкусное, крикливое платье, неухоженные ногти… У моих ног тихо плескала вода. Как неизмеримо далеки от этого дивного озера, от холма, на котором после долгих скитаний мы обосновались, Лондон, Париж, даже убогий, провинциальный Дублин. Совсем другой мир. Глухо ухнула одинокая выпь, и вновь тишина опустилась над озером. Когда я возвращался к дому, поднялся легкий ветерок, тронул листву могучих деревьев. Мы владеем разумом, а нами владеют чувства. Их не понять и не поднять из глубины души, они живут там сами по себе, вовлекая нас в свою таинственную жизнь.

Поздно вечером Малкольм Эллиот, владелец усадьбы Ров под Баллиной к югу от Киллалы, по дороге в Каслбар, сидел в маленьком кабинете, примыкавшем к спальне, и перечитывал письмо, спрятанное во французском переводе «Путешествий Гулливера». Владельцу Рва, как и всякому, было невдомек, почему его усадьбе дали такое название. Хотя стояла она на месте норманнской крепости, никакого намека на то, что некогда ее окружал ров, не было. С одной стороны по границе владений протекала река Мой, дальше к северу, через полмили, она доходила до Баллины и делила городок надвое. Река была широкая, хотя и заиленная, в городе ее перекрывали два больших горбатых моста.

Начав перечитывать письмо, он присел к столу, удобная лампа освещала книги, некогда бывшие его любимыми: томики Гельвеция, Дидро, Гольбаха. Дочитав до конца, встал и зашагал по комнате. Лампа светила неярко, но он бы и во тьме пересказал письмо слово в слово.

Гражданин Эллиот!

В Дублине создана временная Директория, она считает необходимым призвать всех членов Общества к готовности.

В марте арестовали многих членов центральной Директории, был схвачен, а потом скончался от ран лорд Эдвард Фицджералд, брошены в тюрьму руководители местных организаций. Безусловно, это ослабило наши ряды, хотя мы находим, что сейчас положено успешное начало нашему возрождению.

Куда более печально, что были подавлены восстания в Антриме и Уэксфорде, причем повстанцы понесли большой урон в живой силе. Армия Объединенных ирландцев потерпела поражение в последнем бою у города Баллинахинч, долгое время отражая натиск значительно превосходивших в численности сил противника под командой генерала Нюджента. Наши войска под предводительством генерала Монро отстаивали каждую пядь земли. По заявлению противника, в той битве полегло пятьсот Объединенных ирландцев. Город Баллинахинч полностью разрушен, королевские войска, по слухам, учинили над беззащитными горожанами жестокую расправу. А несколькими днями ранее были разбиты и отряды повстанцев в Антриме, коими командовал Генри Джой Мак-Кракен. До поражения его армия численностью в шесть тысяч человек успела освободить ряд городов.

На юге восстание оказалось более мощным. На борьбу поднялось около двадцати тысяч человек. Большая часть графства Уэксфорд некоторое время находилась под их контролем, они одержали немало побед и захватили несколько крупных городов. Однако сказались просчеты в руководстве, и восстание захлебнулось, а вскорости было подавлено численно превосходившим противником. Но на славные знамена уэксфордских повстанцев легло и черное пятно. Подтвердились слухи о зверствах, учиненных ими над нашими братьями-протестантами в деревнях. Честь и хвала Антриму! Там пресвитерианин и папист шли в одном ряду, сражались бок о бок и отдавали жизнь за общее дело. Да явится Антрим примером всем нам! Да живет память о его героях, павших в долинах и лесах! В самом названии нашем — Общество объединенных ирландцев — заложен главный принцип: единение католиков и протестантов, преодоление мелких разногласий, которые так старательно разжигались нашими угнетателями, дабы удержать нас в повиновении. Но в уэксфордскую армию наряду с теми, кто хотя бы считался членом Общества объединенных ирландцев, влилось большое число тех, кто защищал лишь свои права, а отнюдь не народные, доходя до открытого бандитизма, подобно Избранникам, в злобе своей и невежестве настроенным раскольнически. И не столько походили они на отряд Объединенных ирландцев, сколько на банду под водительством воинствующих попов. И не за идеалы республики боролись они, а за то, что они сами называют «победой Гэльского народа». Но боролись, следует признать, храбро, не щадя живота. Ирландскому крестьянству многое, если не все, под силу, нужно лишь умело им руководить, да и помощь вышколенной французской армии, которую мы ожидаем, придется кстати. Права человека — это светоч, под которым, подобно старому воску, растает вековой религиозный фанатизм.