Филипп Ванденберг - Вторая гробница

– Следовало бы постучать из вежливости. Я думал, люди в высшем свете обучены манерам.

Карнарвон, чувствуя неловкость, стоял как вкопанный и не произносил ни слова. Наконец он выплеснул всю свою злость и разочарование, жестко заявив хозяину дома:

– Манеры, мистер Картер, не позволяют и пальцем прикасаться к даме, которая помолвлена с другим! – Он подошел к Говарду и принял угрожающую позу.

Раскинув руки, Эвелин встала между мужчинами.

– В этом не только вина Говарда, – робко произнесла она. – Я все тебе объясню!

– Что тут еще можно объяснять, дитя мое? – Лорд Карнарвон протрезвел в один момент. – Ты ведешь себя как потаскуха из Сохо. Я не знаю, какое объяснение здесь можно придумать!

– Милорд, умерьте свой пыл! – возмутился Картер. – Вы все же разговариваете со своей дочерью!

– Которую вы обесчестили, мистер Картер. Надеюсь, вы способны понять, какими последствиями может обернуться для вас эта история.

Вдруг стало тихо, так тихо, что слышно было даже далекие крики сыча. Эвелин, отойдя в сторону, смотрела на Говарда расширившимися глазами. Она надеялась, что Говард ответит: «Само собой, милорд, я, конечно, женюсь на вашей дочери». Но Говард молчал, он молчал, будто ничего не произошло, и смущенно смотрел на лорда.

– Говард! – желая его ободрить, воскликнула Эвелин. – Говард, почему ты ничего не говоришь?

Картер взглянул на девушку, но ей показалось, что он смотрит куда-то сквозь нее.

– Говард!

Картер упорно молчал.

«Почему, – думала Эвелин, – почему он не говорит моему отцу, что любит меня? Или он совсем меня не любит? Неужели я так в нем ошибалась?» Эвелин разочарованно отвернулась, не обращая внимания на отца, с упреком взирающего на нее. Во взгляде лорда читались слова: «Теперь ты видишь, чего стоит этот Картер?»

Говард сам не понимал, что с ним случилось. Конечно ,он любил Эвелин. Но с тех пор как его светлость напомнил ему о недостойном происхождении и возрасте, в Говарде что-то надломилось. Он понимал, что его никогда не примут в высших кругах, и боялся, что из-за этого разрушатся их отношения с Эвелин. Наверное, для Говарда это был бы небольшой преходящий триумф, но в то же время – всего лишь временное счастье.

Лорд кивнул в сторону двери и сказал дочери:

– Внизу ждет экипаж. Спускайся! Я сейчас приду!

Эвелин повиновалась. Взгляд, который она бросила Картеру на прощание, причинил ему боль.

– Мистер Картер, – снова заговорил Карнарвон после того, как они остались вдвоем, – все, что сейчас произошло в этой комнате, должно остаться между нами троими. Я думаю, нам не миновать катастрофы, если жених Эвелин, лорд Бешам, узнает об этом. Я требую, чтобы вы дали слово чести, что будете молчать. Эвелин молода и любопытна, но от вас я ожидал большей рассудительности. – С угрюмым лицом он протянул Картеру руку.

Говард смотрел на нее, как на руку прокаженного. Он медлил, но потом, не скрывая отвращения, все-таки пожал ее.

– Договорились, милорд, – сказал он. – Но я это делаю лишь ради Эвелин.

Были времена, когда Говард восхищался и почитал лорда Карнарвона, теперь же он ненавидел его и презирал.

На следующий день, встретившись в Долине царей, Картер, Эвелин и Карнарвон вели себя так, будто ничего не произошло. Говард намеренно собрал небольшую команду рабочих: Каллендера, своего ассистента, раиса Ахмеда Гургара и четырех самых преданных рабочих, которых знал уже много лет.

Когда предметы начали отбрасывать первые длинные тени под поздним осенним солнцем, Картер и раис с четырьмя рабочими спустились в шахту. Каллендер, лорд Карнарвон и Эвелин с нетерпением ждали наверху у шестнадцати ступеней.

Как и за день до этого, в воздухе витало напряженное ожидание. Обычно разговорчивые, батраки, которые теперь разбирали стены и выносили камни, боялись проронить хотя бы слово. После получаса работы раис поднялся со своей командой наружу и сообщил:

– Картер-эфенди просит вас спуститься вниз.

В стене перед сокровищницей зияла громадная дыра, достаточно большая, чтобы в нее, согнувшись, мог пролезть человек. В камере уже горела лампа, в свете которой сверкали сокровища фараона. Люди, ошеломленные видом богатств, не решались войти внутрь помещения.

В этот момент было забыто все: и ненависть, которую Картер испытывал к Карнарвону, и разочарование Эвелин в Говарде, отрекшемся от ее любви.

– После вас! – произнес Карнарвон, когда Картер уступил ему дорогу, но археолог настаивал, чтобы лорд вошел первым. После долгой заминки Эвелин сделала первый шаг в сокровищницу, за ней последовал отец и лишь потом – Картер.

Мысль о том, что они дышат тем же воздухом, который вдыхали рабы фараона, заставила всех троих содрогнуться. Чувствовался сладковатый запах пыли, отчего можно было делать лишь короткие, неглубокие вдохи.

По левую руку от входа лежало множество разобранных боевых колесниц. За ними – сундуки, ящики, вазы из алебастра и всевозможные декоративные украшения, которых раньше никто из присутствующих не видел. Ложа и кушетки, украшенные сказочными животными и отделанные золотом, стояли среди инкрустированных и расписанных сундуков и шкатулок, в которых, вероятно, хранились драгоценные украшения. Несколько изящных тронов блестели чистым золотом, но были такого размера, словно они делались для ребенка. На них было жаль садиться, потому что на их спинках темно-синими и красными красками были нарисованы сцены из семейной жизни фараона. Среди всего этого богатства стояли изделия из алебастра, переливающиеся в электрическом свете желтым цветом. Это были корабли с головами животных на носу и корме, кувшины с крышками и кубки, которые скорее предназначались для украшения, нежели для пира.

Казалось, что подданные принесли в гробницу умершего фараона весь его домашний скарб – не только бесценные сокровища, но и предметы обихода, которые могли пригодиться ему в загробной жизни: тарелки, корзины, сандалии, даже удобные коробочки из тончайшего дерева.

Картер первым пришел в себя. Пока лорд и Эвелин смотрели, затаив дыхание, не в силах осознать количество сотен или даже тысяч предметов, Говард начал анализировать увиденное. В камере был беспорядок, и Картер увидел в этом первое подтверждение того, что грабители пробрались сюда еще в древние времена. Но, вероятно, им помешали, поэтому они забрали лишь некоторые вещи.

Критическим взглядом археолог осматривал стены. Они были без украшений, просто из голого камня, на котором даже остались следы зубила. Слева на стене, напротив входа, он увидел отчетливые изменения в каменной кладке, такие же были и на стене справа, где стояли две черные статуи копьеносцев в полный рост, нагонявшие страх. Казалось, что они охраняли замурованный вход.