Валерий Поволяев - Оренбургский владыка

— Потерпи, брат. Работай пока без денег. И жди, жди, жди. Терпи. Победа над большевиками недалеко. И тогда я не забуду верных слуг России, не бросивших меня в трудную минуту, — атаман покровительственно похлопал Чанышева по плечу.

— Тогда хотя бы несколько автоматических винтовок, — попросил Чанышев.

— И тут вынужден тебе отказать, дорогой князь, — вздохнув, сказал Дутов. — Как только китайцы дадут их мне, тут же получишь десять штук… Нет, для начала пять, а потом получишь еще.

Багич, на которого очень рассчитывал Дутов, запутался в делах своих собственных, в распрях и склоках, и не только не явился в Суйдун, под начало атамана, но даже перестал отвечать на его письма.

То, что прошлое уходит безвозвратно, неожиданно подтвердили менялы в Кульдже. Этот старый китайский город всегда считался бойким, торговым, в нем можно было купить все, от чисто вымытого индийского слона до суконного мундира императора Павла Первого, от живого эфиопа до дубового сундука капитана Кидда, не говоря уже о сугубо китайских товарах. Деньги тут обычно меняли всякие, даже каменные, которыми в прошлом пользовались неотесанные папуасы Тихого океана и африканские людоеды. Русские «катеньки» и «лебеди» в Кульдже были популяры и всегда ценились высоко. А тут нет — коса налетела на дубовый пень: Чанышев попробовал обменять насколько «катенек» на замызганные юани, так менялы презрительно отводили от него свои носы:

— А ничего другого, бачка, ты предложить не можешь?

— Что другое-то? — озадаченно спрашивал Чанышев.

— Ну-у… Американские доллары, например. Или мексиканские.

Ни американских, ни мексиканских долларов у Чанышева не было. В конце концов он обменял «катеньки» по самому низкому курсу, который когда-либо действовал в Суйдуне.

— Ну, бачата, вы и даете! — удрученно качал Чанышев головой. — Клиентов обдираете как липки.

— Звини, бачка, — меняла изогнулся перед ним вопросительным знаком, — не я в этом виноват, — китаец вторично изогнулся. — Я тебе дал самую высокую цену за русские деньги. Посмотри, сколько здесь народа, — меняла обвел рукой волнующийся базар, — но ни один из этих людей не даст тебе столько за твои отжившие свое картинки, сколько дал я. Понял, господин?

— Понял, — ответил Чанышев и, не попрощавшись, покинул менялу.

Когда он выходил с рынка, то увидел отца Иону, стоявшего у ворот, в новой рясе, с нарядным крестом, поблескивавшем на яркой, хорошо начищенной цепи. За спиной у отца Ионы стоял крутоплечий татарин с мощной шеей и наголо обритой сизой головой.

— Товарищ Чанышев! — ласковым вкрадчивым голосом позвал отец Иона.

Чанышев от этого голоса едва не вздрогнул.

— Типун вам на язык, святой отец, — проговорил он, встреча с Ионой была совсем не кстати, хотя Чанышев собирался встретиться с ним обязательно, более того — передать подарок, задобрить: слишком уж опасные токи исходили от этого внешне мягкого, очень ласкового человека. — Какой я вам товарищ!

— Извини, извини, Касымхан, — отец Иона в примиряющем движении поднял ладонь. — Мне бы переговорить с тобою надо…

— Нет ничего проще. Я как раз привез вам из Советской России подарок.

— Интересно, интересно… В таком разе я жду у себя ровно через час. Устраивает, Касымхан?..

Чанышев привез отцу Ионе две бутылки довоенной смирновской водки, украшенной нарядными, сплошь в выставочных медалях этикетками. Завернутые в белесую хрустящую бумагу бутылки протянул Ионе:

— Редкая штука по нынешним временам.

Отец Иона сдернул с одной из бутылок бумагу и восхищенно всплеснул руками:

— Бог мой, действительно редкая штука! Произведено на заводах Петра Арсентьевича Смирнова… Лично! — он не удержался, чмокнул бутылку в прохладный стеклянный бок. — «Столовое вино номер двадцать один». До сих пор не пойму, почему Петр Арсентьевич назвал водку «столовым вином»?

— Наверное, имел в виду, что вино это подается к столу…

— Тогда почему номер двадцать один?

— У этого вина были разные номера — и двадцать, и сорок.

— Чем же они отличались друг от друга, позвольте спросить?

— Крепостью, жесткостью, горькостью. Но только двадцать первый номер оказался любимым у русских людей, — в самый раз…

— Манифик, как говорят французы, — отец Иона сложил два пальца колечком, показал Чанышеву.

— Манифик, — Чанышев в отличие от отца Ионы французский знал много лучше, владел интонациями.

— Или, как говорят русские люди, — очко.

— Очко! — эхом повторил за священником Чанышев.

— Скажите, Касымхан… — задумчиво проговорил отец Иона и умолк, прокрутил большими пальцами обеих рук на животе «мельницу».

Чанышев внимательно смотрел на отца Иону и молчал, лицо его ничего не выражало.

— Вам известна такая фамилия — Давыдов? — наконец спросил отец Иона.

Ничто не дрогнуло в лице Чанышева.

— Известна, — ответил он.

— Вы с ним знакомы?

— Нет.

— Ну, на нет и суда нет, — вздохнул отец Иона. — А откуда вам известна эта фамилия?

— Милиции, святой отец, многое известно, не только это. Милиция — это ведь то же самое, что и полиция в старые времена, при государе Николае Александровиче, только помноженная на два, — на губах у Чанышева появилась легкая улыбка. — Это во-первых. А во-вторых, иногда мы встречаемся на совещаниях по борьбе с так называемым бандитизмом.

— В число бандитов входит, естественно, и армия генерала Дутова?

— Естественно, входит.

— Гм, — отец Иона усмехнулся. — А познакомиться, что… не было возможности?

— Возможность была, желания не было.

— Понимаю, понимаю, — отец Иона похмыкал в кулак.

Беседовал он с Чанышевым, глядя куда-то в сторону, в глаза собеседнику не смотрел, и Чанышеву не было понятно, что происходит: то ли отец Иона проверяет его, то ли действительно ищет подходы к Давыдову. В общем, ухо надо было держать востро. Отец Иона — человек непростой, и разговор насчет Давыдова завел неспроста.

— Постараетесь познакомиться с Давыдовым, когда вернетесь в Джаркент, — попросил отец Иона.

— Не думаю, что это легко будет сделать, но я постараюсь, — пообещал Чанышев.

— Постарайтесь, голубчик мой, постарайтесь очень, — сказал отец Иона и прижал к груди ладонь, — Родина вас не забудет. И мы с Александром Ильичом тоже не забудем. Офицерский Георгиевский крест вам обеспечен.

Чанышев поспешно вытянулся:

— Служу Отечеству! — звонко произнес он обрадованным тоном и по-гвардейски гордо вскинул голову.

Отец Иона остановил его неспешным движением руки:

— Секретов от вас, Касымхан, нет ни у меня, ни у Александра Ильича. К нам поступили сведения, что Давыдов замышляет ряд террористических актов здесь, в Суйдуне, — отец Иона прижал к мякоти ладони палец, потом прижал еще два пальца подряд, — а также в Кульдже, в Куре, — священник вздохнул расстроенно, — еще кое-где. И чего людям неймется, не пойму. В общем, Давыдова надо… — отец Иона перестал крутить на животе «мельницу», поднял руки и скрестил их. — Дело это поручается, Касымхан, вам. Александр Ильич в курсе этого поручения.