Владислав Русанов - Обряд Ворлока

— …Господь знает мысли человеческие, что они суетны. Блажен человек, которого вразумляешь Ты, Господи, и наставляешь законом Твоим, чтобы дать ему покой в бедственные дни, доколе нечестивому выроется яма! Ибо не отринет Господь народа Своего и не оставит наследия Своего. Ибо суд возвратится к правде, и за ним последуют все правые сердцем…

Прикосновение к голенищу сапога заставило словена вздрогнуть.

Он опустил глаза и увидел, что это Лохлайн. Динни ши едва шевелил пальцами.

Парень наклонился над раненым:

— Что?

Губы Лохлайна двигались, но ни единого звука Вратко не расслышал. Тогда он, недолго думая, опустился на колени, поднеся ухо к усам подземельщика.

— Я умру, — прошептал Лохлайн.

Новгородец вначале хотел возразить, но после понял — ни к чему. Динни ши искалечен. Ужас глубин, по всей видимости, сломал ему хребет. Нет нужды лгать и изворачиваться, вселять пустые надежды. Да. Он умрет.

— Возьми камень, — продолжал тем временем воин. — За пазухой.

«Камень за пазухой? — удивился Вратко. — Очень похоже на тебя… И разговаривает не как дурачок. Наверное, снова стукнулся головой, вот и прояснилось».

Но, устыдившись яда собственных мыслей, все-таки спросил:

— Что за камень? Зачем мне его брать?

— Возьми… — повторил динни ши.

— Зачем?

— Когда выберетесь, позовешь великую королеву.

— Маб, что ли?

— Да, ворлок! — хриплый шепот Лохлайна никак не походил на крик, но, судя по напору, вполне мог его заменить. — Великую королеву! Я должен был это сделать, да теперь не судьба…

— И что будет, когда я позову ее?

— Не знаю. Помыслы великой королевы мне не ведомы.

— Но ты, может, хотя бы догадываешься.

— Я умираю… Мне некогда… догадываться… ворлок…

Вратко стало стыдно:

— Извини, Лохлайн. Ты — великий воин и достойный военачальник малого народца. Я выполню твою просьбу.

Он сунул ладонь за пазуху подземельщика и сразу же нащупал камень. Продолговатый, с плоскими и гладкими гранями. Самоцвет, должно быть?

Точно, убедился парень, вытащив руку наружу. Бесцветный и прозрачный камень, длиной в два вершка, сверкал гранями даже при том скудном свете, что давала сальная свеча.

— Как я вызову королеву Маб?

— Просто сожми… его… в кулаке… — Лохлайн ненадолго замолчал, собираясь с силами. Продолжил: — Пожелай очень сильно увидеть и услышать ее величество. А потом позови ее. Только со всем почтением! — Глаза подземельщика сверкнули совсем как раньше. — А меня бросьте здесь… — неожиданно закончил он.

— Так ты мог позвать королеву в любой миг? — Вратко потихоньку потянул за камень и выяснил, что он держится на тонком кожаном ремешке.

— Рви! — приказал динни ши. — Нет, не мог. Нельзя тревожить великую королеву по пустякам…

«По пустякам?» — хотел возмутиться новгородец, но Лохлайн уже не дышал.

Вратко едва сдержался, чтобы не плюнуть. Дернул изо всех сил, разрывая ремешок.

— …Кто восстанет за меня против злодеев? Кто станет за меня против делающих беззаконие? — по-прежнему звучал голос херсонита. — Если бы не Господь был мне помощником, вскоре вселилась бы душа моя в страну молчания. Когда я говорил: «колеблется нога моя», — милость Твоя, Господи, поддерживала меня. При умножении скорбей моих в сердце моем, утешения Твои услаждают душу мою…

Словен медленно выпрямился.

Решение пришло само собой.

— Ты можешь молиться на ходу, брат Димитрий?

Монах кивнул, не прерываясь ни на миг.

— Но Господь — защита моя, и Бог мой — твердыня убежища моего, и обратит на них беззаконие их, и злодейством их истребит их, истребит их Господь Бог наш…

— Тогда идемте! Слово Божье защитит нас.

Оставив тела Лохлайна и того из подземельщиков, кого раньше нес грек — несчастный, видимо, попал под смертельный удар ужаса глубин в самом начале схватки, они медленно двинулись по пещере. Туда, где, как помнил Вратко, начинались промытые водой ходы.

Теперь свечу держал новгородец, а Гуннар поддерживал читающего псалмы монаха под локоть, чтобы ненароком не споткнулся и не сбился.

Чудовища держались рядом, не оставляя попыток добраться до людей и Нехты. Но всякий раз отскакивали от невидимой преграды. Животворящий крест и молитва удерживали их на расстоянии.

Блуждая по узким извилистым проходам, будто бы проточенным в скале гигантскими червями, Вратко не уставал поражаться — сколько же псалмов знает наизусть брат Димитрий!

Монах читал и «Твердо уповал я на Господа, и Он приклонился ко мне и услышал вопль мой; извлек меня из страшного рва, из тинистого болота, и поставил на камне ноги мои и утвердил стопы мои…», и «Господь — Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться: Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим…», и «Грядет Бог наш, и не в безмолвии: пред Ним огонь поедающий, и вокруг Его сильная буря…», и «Славьте Господа, ибо Он благ, ибо вовек милость Его. Кто изречет могущество Господа, возвестит все хвалы Его?», [108] Фрагменты из Псалма 39, Псалма 22, Псалма 49 и Псалма 105 соответственно. и многие другие… Он хрипел и несколько раз отхлебывал из фляги, которую заботливо подсовывал Гуннар, но не смолкал. Казалось, херсонит может повторять Слово Божье сутками напролет, подобно святым подвижникам седых веков, когда по земле еще ходили апостолы, воочию видевшие светлый и скорбный лик Иисуса Христа.

И покорная звукам его голоса, не истончалась преграда, удерживающая пещерных чудовищ на почтительном расстоянии. В конце концов новгородец даже привык к их шумному и суетливому обществу. Да и сами преследователи выглядели не так ужасно, как при первом знакомстве. Первый время от времени слепо тыкался то головой, то плечом в каменные стены. Особенно на поворотах. Стрелу из глазницы он вырвал, воспользовавшись некоторой заминкой на развилке, когда люди поспорили, куда идти дальше — Гуннар хотел налево, а Олаф направо. Теперь шерсть на его морде слиплась от крови и слизи, вытекающих тонкой струйкой из изувеченного глаза. Второй начал заметно прихрамывать и старался не наступать на подраненную копьем Ассалом переднюю лапу. Но этот зверь вел себя настойчивее, чаще пытался проверить защитный купол на прочность, скалился, обнажая длиннющие клыки, вращал круглыми глазами и рычал каждый раз, когда ненароком в упор глядел на слабенький огонек свечи. Даже столь маленькая толика света раздражала привыкшее к мраку чудовище.

Хёрды тоже смотрели на волочащихся за ними, как хвост за собакой, зверей с усталым равнодушием. Так, наверное, викинги глядят на приближающуюся бурю. Человеку не дано предотвратить встречу со стихией. Он может лишь приспособиться к ней и приложить все усилия, чтобы выжить. Так и тут. Противостояние зашло в тупик. Оружие не в силах повредить ужасу глубин. Конечно, обычное оружие, а не заколдованное, как Ассал, но нет уверенности, что найденное в друидском тайнике копье будет слушать кого-либо кроме ворлока. Да и не был ли успех Вратко случайностью, никак не связанной с его чародейскими способностями? Но, с другой стороны, горячая молитва и животворящее крестное знамение, творимое херсонитом, не позволяют преследователям наброситься. Что остается делать, когда наступило равновесие сил в сражении? Пользоваться нежданной передышкой. Надеяться на удачный случай и стараться его не упустить. Так они и поступили.